Фильм, книга, футболка - Мэтт Бомонт

— Вот так, маленькие пушистые облака, — продолжала я успокаивающим тоном. — Теперь подумай о чудесном золотом солнышке, которое светит на эти облака. Одно за другим они тают и исчезают вдали… тают… и исчезают…

Вероника Д: Ребекка угрожающе вдохнула, так что я решила вклиниться, пока ничего не случилось.

— Тиш, золотко, прямо сейчас Бекка имеет дело с ураганом Шайрер. Не думаю, что какие-то там дурацкие пушистые облачка здесь помогут. Почему бы тебе не отдохнуть, а?

Тиш Уилки: С тех самых пор, как Ребекка позвала меня среди ночи, мучимая аллергией, Вероника ужасно ревновала из-за нашей близости. Но я не злорадна, я решила поработать и над ней. В «Мире вокруг» определенно была целая глава о том, как располагать к себе людей с помощью «идущих изнутри позитивных волн».

Кэрри Фуллер: «Вот увидишь, без него нам будет только лучше», — заявил Нерожденный, когда я ставила яйцо вариться.

— То есть ты не против расти с одной только матерью? Стоять в очереди за пособием, быть парией во всем штате и для «Дейли Мэйл»? — поинтересовалась я.

— Ну этот бордель не городской совет, а ты все-таки не Вайнетта Слоб.

— Да, ты прав… мы отлично проживем и без этого подонка. Ну как можно верить тому, кто крутит роман со своей чертовой секретаршей?

Грег Фуллер: Тодди влетела в павильон в новом свеженьком костюмчике от Валентино. Она была единственной среди моих знакомых женщин, кто не носил на съемках униформу — футболка, джинсы или военные штаны и ботинки «тимберлэнд». Как-то мы были на натурных съемках в Сьерра-Неваде, и я не мог не оценить, как она карабкалась в гору на трехдюймовых «шпильках» от Джимми Чуза. Это заняло у нее весь день, и к тому времени, как она добралась до вершины, мы почти закончили съемку, но все равно это было восхитительно.

— Нам надо поговорить, — сказал я ей.

— Господи, а то как же! — ответила она. — Этот «додж випер» — просто жуть, да еще красный, нуворишизм какой-то. По-моему, нам надо собрать совещание.

— Да не о машине. О нас. Кэрри все знает.

— Ты ей сказал? Чудесно! — взвизгнула она, повиснув у меня на шее.

— Нет, я ничего не говорил. Я думал, может, это ты ей сказала.

— Я ей не говорила. Да за кого ты меня принимаешь? Слушай, это сейчас не важно. Она знает, — провозгласила Тодди. — Она бы все просекла еще несколько месяцев назад, если бы не была так занята только собой.

Кэрри Фуллер: «Как ты этого не понимаешь? — возмущался Нерожденный. — Она ведь каждый день рядом с ним, таскает ему кофе и пончики, носит облегающие топы, ну и всякое типа „Ой я растяпа, карандаш уронила“ — и сверкает перед ним коленками».

— Лучше уж я в ближайшее время туда не пойду, спасибо, — вздрогнула я.

— Перестань, пожалуйста, трястись. Здесь и без того тесно до клаустрофобии, да еще тебя колотит, как пневматическую дрель. Смотри, вот ты убедила себя, что она симпатичная малышка. А ведь он называет ее Лола, чтоб их обоих. Будь я адвокатом, это, блин, было бы вещественным доказательством номер один. Как ты этого не понимаешь?

— Начнем с того, что я была слишком занята тобой. И вообще, я думала, что Нэнси мне подруга. Есть такая штука — называется доверие. Вылезешь оттуда, подрастешь — узнаешь, что это такое.

— От тебя — вряд ли. Насколько я вижу, в этом вопросе ты не специалист.

Грег Фуллер: «Поверь же мне, Тодди, — уговаривал я ее, пока она рыдала на моем плече. — Так будет лучше для всех».

— Почему это, Грег?

— Потому что она ждет нашего третьего ребенка. Я обязан ей за это, и я должен постараться устроить нашу с ней жизнь… если она позволит мне.

— Да ты же через пару недель обратно приползешь. Как всегда. Я ж тебя знаю как облупленного, — фыркнула она.

— На сей раз этого не будет. Я должен оставить все и быть только с Кэрри — пора налаживать жизнь.

Кэрри Фуллер: «И сколько ты собираешься его варить?» — поинтересовался Нерожденный.

— Как обычно, три с половиной минуты, — ответила я, вынимая яйцо из кастрюльки.

— Три с половиной минуты! Ты что, никогда не слышала о сальмонеллах? Когда ты в таком положении, можешь с тем же успехом сжевать кусок сырой свинины и наградить нас обоих токсоплазмозом.

— Это что еще за чертовщина?

— Подробностей тебе знать не нужно. Для меня, плода, это ужас — бич, хуже чумы.

Вероника Д: Наш вход в павильон был из серии «Черный Барт входит в салун». В помещении стоял гул голосов, но едва люди увидели Ребекку, как воцарилась тишина. Если бы в углу сидел тапер, как в дешевом баре, последний аккорд повис бы в воздухе.

Тим Лелайвельдт: После того как увидишь человека голым, ты уже не сможешь смотреть на него так, как раньше. Бедная Ребекка — ведь вчера все поголовно видели ее ну если не совсем обнаженной, то одетой всего лишь в какие-то фетишистские тряпки. Что еще хуже, все видели и как она дает, и как берет, и как глотает, не говоря уж о том, как ее довольно сильно отлупили щеткой для волос. Так что когда она приехала, у всех было такое чувство, словно каждый отымел ее по пьяни, а теперь протрезвел и боится встретиться с ней взглядом.

Вероника Д: Ребекка, похоже, была в такой прострации, что ничего не заметила, и на автопилоте прошла в свою гримерную. Я занялась ее прической. Обычно она почти не разговаривала, пока я укладывала ее волосы. Конечно, многие женщины, приходя к парикмахеру, жаждут посплетничать, но если каждый день около двух часов рабочего времени проводить с одной и той же сукой, делая одну и ту же укладку на одних и тех же волосах, то отпускные истории и рассказы про своего парня заканчиваются очень скоро.

Этим утром она даже не ворчала, никаких там «Ой, Вероника, орудуй расческой потише» — больше часа она сидела тихо, как мышка.

И вдруг в тот момент, когда я включила фен, как гром среди ясного неба:

— Блин, Вероника, никто даже не посмотрел на меня.

— Угу, моя хорошая, — соврать у меня не вышло.

— Они наверняка знают.

— Откуда им знать? — сказала я. — Даже тебе официально еще не сообщали об этом решении.

— Что-то им известно.

Боб Булл: Поверить не могу, что до некоторых дошло только сейчас. Меня трудно выбить из колеи, но я почувствовал себя просто балбесом, когда услышал, как двое парней обсуждают потрясающее исполнение Ребекки в этом феноменальном фильме. Впрочем, я вряд ли назвал бы ее героиню «вульгарной» и «сексуально озабоченной» — скорее гордой и все же ранимой.