Другая сторона - Дмитрий Геннадьевич Колодан

темнела под колючей крупой раннего снега, а прямо посреди поляны из земли торчала узловатая палка.

— Полюс, — сообщил енот. Наткет посмотрел на телефонный компас и увидел надпись: «В данный момент функция недоступна».

— Полюс, — согласился он и поежился. Потому что на полюсе, какой бы он ни был, всегда холодно.

Палка, повинуясь вычурным законам мира сновидений, обернулась ракетой, и в этой метаморфозе не было ничего удивительного. Наткет знал, что если он заберется в крошечный люк, то ракета в считанные секунды донесет его до Марса. Но открыв дверцу (куда делся енот?), Наткет нос к носу столкнулся с Норсмором…

Дурацкий был сон, ничего не скажешь. Слишком много вчера случилось, а мозг, устав разбираться, смешал дневные переживания в общую кучу. Теперь и не поймешь, есть ли в этом какой-либо смысл.

В конце концов Наткет заставил себя выбраться из кровати и спустился на кухню. Из-за прикрытой двери доносилось воркование льющейся воды и тихое позвякивание посуды. И, кажется, Николь напевала — Наткет прислушался, но не разобрал ни мелодии, ни слов.

— Доброе утро, — сказал он.

Николь обернулась. На ней был длинный мешковатый свитер крупной вязки, голубой, что не удивительно. Забавное сочетание с разрисованным нарциссами передником. От воды ее руки покраснели, волосы она собрала в хвост.

— Привет, привет! Завтрак скромный, — с порога предупредила Николь.

— Да не переживай. Я по утрам много не ем.

Наткет бы не расстроился, если б она поставила перед ним тарелку с плесневелыми корками. Достаточно самого факта. Он сел за стол. Николь закрыла кран и вытерла руки о край передника.

— Не стала на этот раз рисковать с яичницей, — сказала она. — А то могла и дом спалить. Так что просто сварила яйца. Английский завтрак… Ты не против?

— Нет, конечно!

Яйца она поставила в пластиковые подставки с ножками — ни дать ни взять парочка Шалтаев-Болтаев, а пририсовать глаза и улыбку — так и вовсе не отличишь. Дурачась, Наткет водрузил одну из подставок на салфетницу — ничего более похожего на стену под рукой не оказалось. Яйцо восседало уверенно и не шелохнулось, даже когда Наткет легонько пнул ножку стола.

— Аккуратнее, — предупредила Николь. — А то явится вся королевская конница… Две-три лошади на кухне, может, и поместятся, но есть в таких условиях будет невозможно. К тому же цветник вытопчут, а я слишком много сил в него вложила.

— Пожалуй, — сказал Наткет, снимая яйцо с импровизированной стены. — Игры с едой до добра не доводят.

— Самое смешное в швырянии кремовыми тортами — как раз нарушение табу «еда не игрушка». — Николь загремела туркой о плиту.

— Ага, — сказал Наткет. — В лучшей сцене мирового кинематографа во время званного ужина кидаются осьминогом…

— Мило, — согласилась Николь. — Помнится, в одном из бартоновских фильмов очень весело осьминога похищали. Это не тот же самый?

— В «Эде Вуде», — кивнул Наткет. — Если тот же, то ему отлично удаются комические роли. У нас на студии есть механический осьминог, но тот только и умеет, что топить лодки и подкрадываться, шевеля щупальцами.

— Как-нибудь предложите ему подумать над сменой амплуа, — предложила Николь. — Какие планы на сегодня?

— Надо отвезти письмо, — сказал он. — А потом — никаких.

— А когда автобус?

Черт! Он же сегодня уезжает… Всего несколько часов назад этот срок казался бесконечно далеким абстрактным «завтра». «Завтра» оно всегда далеко, в отличие от «сегодня», которое обычно кончалось, так и не успев начаться.

— В десять вечера, — сказал он упавшим голосом.

— Не так уж и плохо, — сказала Николь. — Если вдуматься, времени предостаточно.

— Наверное…

— Тогда поскорее разбирайся со своими делами и заезжай в кафе. Хотела показать тебе одну штуку. Нельзя, чтобы ты уехал, так ее и не увидев.

— Э… — он насторожился. — Это какую штуку?

— Сюрприз, — ответила Николь.

Как всякий более-менее здравомыслящий человек, Наткет терпеть не мог сюрпризы. Ничем хорошим они не заканчиваются. А ожидаемые сюрпризы и того хуже. И не только потому, что никогда не оправдывают возложенных ожиданий.

— Хорошо…

— Буду ждать в кафе.

— Я же должен тебя туда отвезти? — напомнил Наткет.

— Да ладно, — отмахнулась Николь. — Лучше не трать время.

Она разлила кофе по чашкам.

Через полчаса зеленый «фольксваген» уже подпрыгивал на ухабах, взбираясь к маяку. Вот интересно, думал Наткет, сегодня он уезжает, а что будет с машиной? Так ее и бросит? Это показалось нечестным, будто автомобиль был старой собакой, верой и правдой служившей еще отцу. Неужели он выгонит ее на улицу?

Ну а как по-другому? Машина, конечно, маленькая, но в багажник автобуса все равно не поместится. Может, отдать ее Николь? Не век же им с Сандрой делить «Дакоту»…

Хорошая идея, но Наткету она не понравилась. Не потому, что стало жалко, было бы за что цепляться, но… Как там она сказала? «Тебе идет эта машина»? Если и дальше следовать этой логике, то Николь «жук» подходил как клоунские ботинки — английской королеве. Оригинально, забавно, и все же что-то не то.

Ладно, успеет еще разобраться. Наткет погладил пластик руля — точно почесал загривок. Машина отозвалась довольным урчанием мотора.

Вскоре он остановился у разросшейся изгороди и достал письмо. После вчерашней беготни вид у конверта был такой, будто его вытащили из стиральной машины. Наткет кое-как расправил его на приборной панели, но бумага все равно норовила сморщиться. Оставалось только утешать себя мыслью, что Корнелий обрадовался бы, узнав, с какими приключениями письмо добиралось до адресата.

Наткет вышел из машины, но вместо того чтобы сразу идти к маяку, пошел вдоль изгороди. Внизу серо-зеленый океан с рокотом бросался на скалы, точно собака, рвущаяся с цепи. Отлив обнажил огромные валуны. Они сверкали на солнце склизкой пленкой водорослей, ершились щеточками морских уточек. Длинноногие кулики суетливо бегали среди камней, выискивая червей или крабов, пока океан вновь не спрятал свои дары под волнами. Вдалеке мелькнула длинная тень.

Наткет присмотрелся: так и есть — тощая береговая гиена плескалась в приливном болотце в поисках незадачливой рыбы, не успевшей сбежать с отливом. Отец рассказывал, что гиены специально вымазываются в иле. Высыхая на солнце, тот образует крепкий панцирь, и гиены могут без опаски ловить змей и прочих ядовитых гадов. У особо старых гиен эти доспехи такие прочные, что их не берет и пуля. Единственное, чего они боятся, так это воды. Честер сам видел, как одна такая тварь превратилась в грязную лужу, попав под сильный дождь.

Ракета стояла там, где он ее оставил. Наткет вздохнул: все-таки она ему не привиделась. Крутые металлические бока блестели капельками росы и кристаллами соли; иллюминаторы запотели изнутри. Неужели