Рождение таблетки. Как четверо энтузиастов переоткрыли секс и совершили революцию - Джонатан Эйг

И когда он ее убедил, она призвала его действовать немедленно. «Открываются колоссальные возможности, – сказала она, – и нельзя терять ни минуты».

• • •

Для Пинкуса выбор свелся к вещам практическим. Маргарет Сэнгер хотела, чтобы он включил в испытания женщин из нью-йоркской клиники контроля рождаемости (известной как Исследовательское бюро Маргарет Сэнгер), где за ходом эксперимента наблюдал бы доктор Абрахам Стоун. Но Пинкус не был уверен, что нью-йоркские женщины согласятся на напряженный ритм необходимых процедур. Почему Пинкус считал, что пуэрториканки окажутся сговорчивее, он не объяснял. Может быть, ему представлялось, что они согласятся из-за бедности, или, вообще, потому, что они далеко, или потому, что им отчаянно был нужен какой-то лучший способ сдерживать рост своей семьи. Еще одна возможная причина: остров перенаселен, значит, больше будет потенциальных участниц.

Пинкус не вдавался в подробности, но знал, что будущим испытуемым придется подвергнуться более чем докучным медицинским процедурам. И одновременно с поисками места для следующего раунда экспериментов он и Рок подводили итоги испытаний на бесплодных женщинах Вустера и Бостона. Из семидесяти участниц этого небольшого, не совсем формального исследования, у пятидесяти шести потемнел пигмент сосков, у пятидесяти трех повысилась чувствительность груди, у тридцати семи соски увеличились, сорок четыре страдали от головокружения, тошноты или того и другого вместе, у двадцати трех участилось мочеиспускание, двадцать одна сообщила о повышении либидо, четыре, наоборот, об уменьшении, у четверых началась лактация. Только пять не ощутили побочных эффектов.

Но эти побочные эффекты Пинкуса не слишком беспокоили. Без сомнения, не последней причиной его черствости был факт, что он был мужчиной и никогда не переживал беременности. Хотя вот Сэнгер и Мак-Кормик тоже не высказывали озабоченность этим вопросом, и Пинкус планировал включить в свою команду женщин, в том числе доктора Райс-Рэй. Скорее всего, Пинкус, как всегда, рассуждал практически. Что толку волноваться насчет побочных эффектов, пока даже не нашли участниц? Кроме того, он все еще экспериментировал с разными соединениями – то есть был еще шанс найти форму прогестерона, которая действовала бы в меньших дозах и давала меньше нежелательных реакций. Значит, эти попытки надо было продолжать.

Девятнадцатого октября тысяча девятьсот пятьдесят четвертого года Пинкус написал доктору Мануэлю Фернандезу Фастеру – одному из врачей, с которыми он познакомился в Университете Пуэрто-Рико, – письмо с просьбой «собрать группу из пятидесяти женщин». В записке Року Пинкус предупреждал, что подходящие для эксперимента участницы должны быть «хорошо информированы, умны, готовы сотрудничать и проявлять признаки нормальной овуляции». Женщины с детьми, по его наблюдениям, были слишком заняты, чтобы измерять температуру каждый день в одно и то же время. Он добавлял, что для идеальных испытуемых «беременность должна быть приемлема или в худшем случае неудобна» – на случай если таблетки не сработают.

Чтобы не усложнять работу и повысить шансы на сотрудничество, начали с медсестер и студенток-медичек и просили их только измерять температуру. Пинкус изучал ситуацию: он понимал, что трудно найти женщин, которые согласятся принимать большие дозы прогестерона и ежедневно сдавать анализы мочи. Предлагая только измерять температуру, он проверял, способен ли университет набрать достаточно женщин для экперимента и можно ли рассчитывать, что они будут приходить на анализы каждый день. Для тех женщин, которые станут сотрудничать, можно будет по данным измерений температуры сказать, регулярна ли у них овуляция. Тех, у кого она регулярна и кто останется в программе, впоследствии можно включить в клинические испытания.

Но Пинкус не рассчитывал на одних только пуэрториканок. У него был запасной план: еще одна группа женщин для испытаний, и их он нашел дома, в Вустере. У этих женщин не было мотивации, как у пациенток Рока и Киркендалла, то есть желания забеременеть, не были они и вдохновлены возможностью продвинуть вперед медицинскую науку, как медсестры и студентки медицинских школ в Пуэрто-Рико. Женщины, которых Пинкус имел в виду, даже лучше подходили для исследований – во всяком случае, в одном аспекте: отказаться от участия они не могли.

Флоренс Кувелиотис когда-то была очень хороша собой – миниатюрная, с каштановыми волосами и карими глазами, всегда с сияющей теплой улыбкой. Но к тысяча девятьсот пятьдесят третьему году она превратилась в развалину.

Отчасти это превращение можно объяснить наследственностью, но свою роль сыграли и мужчины, замужество и деторождение. Родители Кувелиотис проявляли признаки серьезного умственного расстройства, хотя официального диагноза у них не было. Поэтому Флоренс, старшей дочери, со школьных лет пришлось опекать пятерых братьев и сестер. Когда настало отрочество, признаки умственного расстройства стали проявляться и у нее. Появились навязчивые состояния, развился смертельный страх перед микробами. Она нашла и смогла сохранить работу на обувной фабрике в Лоуэлле в Массачусетсе, но поддерживать обычную жизнь становилось все труднее. К двадцати девяти годам она все еще не была замужем, что по тем временам было необычно. Возможно, она понимала, что психически неустойчива, а возможно, мужчины сами это замечали, слегка приглядевшись, несмотря на ее привлекательную внешность. Но к тридцати годам родственники устроили ей брак с греческим иммигрантом – маляром по окраске мостов: ему требовалась американская жена, чтобы избежать депортации. Флоренс быстро забеременела. Муж крепко пил и много ездил в поисках мостов, требующих окраски, оставляя Флоренс дома растить их общего сына. Материнство не успокоило ее взволнованный ум, а напротив того – усилило тревожность. Для женщины, панически боящейся микробов, ребенок был жутким ползающим и пускающим слюну инкубатором заразы. Она перепробовала все, даже купала его с хлоркой, но ничего не помогало. Неспособная совладать с собой, она часто оставляла его одного, немытого и некормленного.

Прежде чем кто-либо заметил ее страдания, Флоренс снова забеременела. В сорок девятом году, отправившись в больницу рожать, она взяла с собой своего двухлетнего мальчика. Работники больницы, увидев, что ребенок покрыт язвами, немедленно забрали его и отдали под опеку родственника. Но вторым и третьим ее детям так не повезло. Флоренс слышала голоса, требовавшие, чтобы она убила детей, и несколько раз она пыталась. Став старше, дети убегали. Они несколько раз рассказывали учителям (и не менее одного раза – полиции), как с ними обращаются. В конце концов, в пятьдесят третьем году двоих младших поместили в детские дома, а Флоренс – в вустерскую психиатрическую больницу. По словам ее дочери Тины Мерсье, у нее диагностировали паранойю, шизофрению и диссоциативное расстройство идентичности. Ее лечили при помощи инсулиновой терапии и сделали лоботомию – о чем ее родственники узнали только много лет спустя, когда рентген показал характерную зазубрину на черепе. Ее также использовали как подопытную в ранних исследованиях прогестерона как контрацептива, проводимых Грегори Пинкусом. (Шестьдесят лет спустя Тина отметит печальную иронию этого факта: противозачаточные очень пригодились бы ее матери, если бы появились чуть пораньше.)