Доктор Проктор и его машина времени - Ю Несбе

Что-то заслонило ей солнце, и она открыла глаза. Над ней склонилось озабоченное лицо с большими веснушками.

— Ты чем-то озабочен, — заметила Лисе.

— Тем, что ты такая задумчивая, — сказал Булле. — Это ведь отдых. А не время мучительных размышлений.

Он прошел, балансируя, по стволу косой пальмы и лег на живот напротив Лисе.

— Ты знаешь, почему Распа привязала себя к столбу? — спросила девочка.

— Потому что только смерть может изменить историю, — сказал Булле и зажмурил один глаз, безуспешно пытаясь дотянуться и почесать между лопатками.

— Да, но знаешь ли ты, почему она не позволила доктору Проктору пожертвовать жизнью ради Жюльет, а заняла его место?

— Элементарно, — сказал Булле и сделал попытку добиться того же другой рукой, которая у него немного длиннее. — Она любила его.

— Ты знал? — поразилась Лисе.

— Конечно, ведь любовь видно издалека. — Булле отломил веточку. — Распа в конце концов поняла, что доктор Проктор до смерти влюблен в Жюльет. И, увидев Жюльет на костре, Распа решила, что есть только один способ осчастливить любимого — подарить ему его любимую. И сделала так, что они теперь будут вместе. Можно сказать, она пожертвовала собой ради любви. Ради чужой любви.

Лисе растрогалась.

— Булле! А я-то думала, что вы, мальчишки, ничего не понимаете в таких делах.

— Еще как понимаем, — сказал Булле и попробовал почесать спину веткой. — Ну ладно. Я ведь тоже думал, что девочки не умеют пускать ветры.

— О, Булле… — прошептала Лисе. В уголке одного глаза у нее набухла слезинка. — Разве это не прекрасно?

— Может быть, — сказал Булле, и у него на лице появилась блаженная улыбка, когда при помощи ветки он все-таки почесал, где чесалось. — Еще бы завтрак с доставкой прямо сюда. Немного яиц и ветчины было бы весьма кстати.

— Булле! — строго сказала Лисе. — Я говорю о том, что сделала Распа! У нее не было друзей… Как мне… мне… — Слезы появились в обоих ее глазах. — Как мне ее жалко!

— Согласен, — сказал Булле, почесывая веткой в ухе (раз уж начал, почему бы заодно и там не почесать). — Ну а ты согласна, что хорошо бы съесть что-то еще, кроме бананов и кокосовых орехов, которые надо самому срывать?

Лисе не ответила, повернулась на живот и стала смотреть на море. Они были здесь три дня, и все шло хорошо, но Булле тоже прав. Далеко вдали на горизонте появилась черная туча. Доктор Проктор, все такой же тощий и по-прежнему незагорелый, вышел из воды на берег и вылил из своих мотоциклетных очков воду.

Потом улегся на песок рядом с Булле и Лисе и улыбнулся.

— Ну, мои лучшие друзья, — сказал он, — все хорошо?

Они молча кивнули.

— И все-таки вам немножко хочется домой?

Они молча кивнули.

— Мне тоже, — сказал доктор Проктор. — Ты нашел хоть один ресторан, Булле?

— Нет, — ответил Булле. — Я обошел весь остров, но нашел только двух человек, которые подплыли к берегу на лодке с гребцами и спросили, куда это они попали.

— Вот как? И кто же это был?

— Не знаю. Они говорили по-английски еще хуже меня, мне показалось, что одного зовут Христофор Ко… Ко… Как звали детектива из телесериала?

— Коломбо? — предположила Лисе.

— Вот-вот! — сказал Булле. — Вроде того. Я решил подшутить над ними и сказал, что это Индия. Кажется, он поверил. Во всяком случае, они сели в свою лодку и поплыли к паруснику, стоявшему на якоре в море.

— Гм. — Доктор Проктор приподнялся и посмотрел на три ванны времени, которые стояли вдали, под пальмами, наполовину зарытые в песок. — Я думаю, пришла пора отправить вас домой на Пушечную улицу, прежде чем тут появятся толпы людей.

— «Вас»? Разве вы не с нами?

— Мы с Жюльет отправимся в Париж разбираться с Клодом Клише.

— Без нас? — хором вскричали Лисе и Булле.

— Да, — твердо сказал доктор Проктор. — Я уже достаточно долго подвергаю вашу жизнь опасности.

Я ведь совершенно безответственный взрослый, неужели вы не заметили?

— Конечно заметили, — сказала Лисе. — Но вы забыли одну вещь.

— Именно, — сказал Булле.

— Мы — одна команда, — сказала Лисе.

— В том-то все и дело, — сказал Булле. — Мы — одна команда. И нам совсем неважно, что все другие люди думают, будто мы команда в самом низу таблицы. Потому что мы знаем то, чего они не знают. Мы знаем… Мы знаем… Мы…

— Мы знаем, — продолжила за него Лисе, — что если друзья всегда готовы помогать друг другу, то один плюс один плюс один будет гораздо больше трех.

Проктор долго смотрел на них.

— Сказано очень хорошо, почти так, как если бы это сказал я сам. Но…

— Никаких «но», — перебил его Булле. — Именно вы это и сказали. И вы знаете, что мы знаем, что вы знаете, что вы никак не сможете помешать нам помогать вам в деле с Клодом Клише.

Профессору пришлось несколько раз повторить про себя все эти «что», чтобы разобраться в смысле сказанного. Разобравшись, он в отчаянии посмотрел на Булле и Лисе. И наконец безнадежно вздохнул:

— Вы — закоренелые упрямцы.

— Так чего же мы ждем? Я собрал свои вещички и готов! Лисе?

Лисе кивнула.

— Профессор?

Доктор Проктор кивнул.

Булле поднялся на косой ствол пальмы, покачался там, ударил себя в грудь и крикнул в лазурное море:

— Клод Клише, к тебе идет Крем Буллé!

Булле осторожно привстал в ванне и осмотрелся. Какого черта! Нет никаких сомнений, что они прибыли в ванную комнату пансиона «Пом фри». Вот ванна, вот полочка под зеркалом, вот стакан для чистки зубов, в котором сидит Перри, семиногий перувианский паук-кровосос. Но этот ужасный звук…

— Какого черта? — прошептала Лисе.

Она только что поднялась в другой ванне.

— Как будто работают двадцать бурильных установок, — сказал мокрый до нитки доктор Проктор.

— Звук идет оттуда, — сказала Жанна.

Она подошла к двери и уже хотела нажать на ручку, когда Жюльет прошептала:

— Стой! Я знаю, что это.

Все остальные посмотрели на нее.

— Это храп Гиппопотамов.

— Гиппопотамов?

— Да, — сказала Жюльет. — И это хуже, чем вы думаете. Одного храпящего я слишком хорошо знаю.