Карамболь - Хокан Нессер

— Продолжай, — повторил он. — Что она сообщила?

— Боюсь, не слишком много, — признался Юнг. — Но она не исключает того, что у Веры Миллер что-то наклевывалось с одним врачом. Ей помнится, что другая коллега на что-то такое намекала, но она отнюдь не уверена.

— Другая коллега? — уточнила Морено. — И что же та говорит?

— Это младшая медсестра. Правда, встретиться с ней мне не удалось. Она выходная сегодня и завтра.

— Дьявол, — выругался Рейнхарт. — Ну, ее, конечно, надо найти. Лучше уж разобраться в этом до конца… должен признать, что это похоже на правду, если вдуматься. Медсестра и врач — знакомая история.

— Вероятно, в больнице Хемейнте парочка врачей имеется, — заметил де Брис.

Рейнхарт с грозным видом посасывал трубку.

— Поступим так, — заявил он, немного поразмыслив. — Я позвоню главному врачу или директору больницы… или как он там себя называет. Пусть выдаст нам весь список, хочется надеяться, что у них там есть и фотографии. Будет чертовским невезением, если нам хоть тут что-нибудь не обломится. А нет ли у инспектора Роота еще какой-нибудь маленькой теории о связи с Эрихом Ван Вейтереном?

Роот покачал головой.

— Мне кажется, она была, — сказал он. — Только не помню где.

Де Брис громко вздохнул. Рейнхарт выключил магнитофон, и совещание закончилось.

Он снова выбрал «Вокс» — вспомнив, что бар понравился Ван Вейтерену, — но в этот вечер надеяться на певицу с бархатным голосом не приходилось. Ни на какую другую музыку тоже, поскольку был вторник. Понедельник и вторник считались неприбыльными днями, и кроме Рейнхарта с Ван Вейтереном за сверкающими металлическими столиками сидела лишь горстка вялых посетителей. Когда комиссар прибыл, комиссар оказался уже на месте. Впервые — впервые за все время, сколько он мог припомнить, — Рейнхарту показалось, что тот выглядит стариком.

Возможно, не старым, а просто сдавшим, какими кажутся многие пожилые люди. Будто стратегические мышцы крестцовой области и шеи окончательно устали и сжались в последний раз. Или надорвались. Он предполагал, что Ван Вейтерену, вероятно, уже исполнилось шестьдесят, но уверен не был. Вокруг комиссара существовал ореол неясностей, к ним относился и его истинный возраст.

— Добрый вечер, — поздоровался Рейнхарт, усаживаясь. — У вас усталый вид.

— Спасибо, — отозвался Ван Вейтерен. — Да, я теперь не сплю по ночам.

— Вот черт! — сказал Рейнхарт. — Да, когда Господь лишает нас сна, он оказывает нам не лучшую услугу.

Ван Вейтерен приподнял крышку сигаретной машинки.

— Он прекратил оказывать нам услуги сотни лет назад. Да и черт знает, оказывал ли вообще.

— Возможно и так, — согласился Рейнхарт. — О молчании Бога после Баха мне читать доводилось. Два темных, пожалуйста.

Последняя реплика адресовалась возникшему из тени официанту. Ван Вейтерен закурил сигарету. Рейнхарт начал набивать трубку.

«Тяжело, — подумал он. — Сегодня мне придется тяжело».

Он достал из кармана пиджака кассету с пленкой.

— Я тоже не могу предложить какое-нибудь евангелие, — признался он. — Но если вы захотите получить представление о нашей ситуации, можете это прослушать. Здесь сегодняшнее обсуждение. Разумеется, не какое-нибудь там peak experience,[19]но вам ведь известно, как все обычно происходит. Того, чей голос вы не узнаете, зовут Боллмерт.

— Все-таки что-то, — сказал Ван Вейтерен. — Я замечаю, что держаться в стороне нелегко.

— Вполне понятно, — согласился Рейнхарт. Он достал фотографию Веры Миллер. — Эта женщина вам знакома?

Ван Вейтерен несколько секунд разглядывал фотографию.

— Да, — ответил он. — Она.

— Что? — воскликнул Рейнхарт. — Что вы, черт возьми, имеете в виду?

— Если я, конечно, не ошибаюсь, — сказал Ван Вейтерен, возвращая снимок. — Медсестра из больницы Хемейнте. Она занималась мной, когда мне пару лет назад оперировали кишечник. Приятная женщина, зачем она тебе понадобилась?

— Это Вера Миллер, которую нашли убитой в Корриме в воскресенье утром.

— Та, что как-то связана с Эрихом?

Рейнхарт кивнул:

— Это всего лишь гипотеза. Пока очень зыбкая, хотя, возможно, вы могли бы ее подтвердить?

Официант принес пиво. Они выпили по глотку. Ван Вейтерен снова посмотрел на фотографию и с мрачным видом помотал головой.

— Нет, — сказал он. — Я помню ее по чистой случайности. Я правильно понимаю, что связь подметил Меуссе?

— Да. Он полагает, что на нее указывает удар по шее. Говорит, что удар несколько специфический. В обоих случаях… ну, вы ведь знаете Меуссе.

Ван Вейтерен погрузился в молчание. Рейнхарт раскурил трубку и предоставил ему возможность спокойно размышлять. Внезапно он почувствовал сильную злость. Злость на того, кто убил сына комиссара, на того, кто убил Веру Миллер.

Один ли это человек или двое разных? Один черт. Стало быть, злость на этого убийцу или этих убийц, да и на всех преступников вообще… У него зашевелились самые холодные и мрачные из всех воспоминаний.

Убийство Сейки. Его девушки. Сейки, на которой он собирался жениться. Сейки — которую он любил, как никого другого. Сейки с высокими скулами, полуазиатскими глазами и самым прелестным на свете смехом. Прошло почти тридцать лет; она пролежала в проклятой могиле в Линдене уже три десятилетия… девятнадцатилетняя Сейка, которая должна была стать его женой.

Если бы не один из этих преступников, в тот раз — накачанный наркотиками псих, заколовший ее ножом однажды вечером в Воллеримс-парке, даже без намека на повод.

Или ради каких-то двенадцати гульденов, бывших у нее в кошельке.

А теперь сын комиссара. «Тьфу, черт, — думал Рейнхарт. — Он совершенно прав — Господь давно прекратил помогать нам».

— Я тут посетил Диккен, — прервал его размышления Ван Вейтерен.

— Что? Вы?

— Да, я, — ответил Ван Вейтерен. — Позволил себе вольность, надеюсь, ты меня простишь.

— Естественно, — сказал Рейнхарт.

— Поговорил кое с кем в том ресторане. Скорее в качестве терапии. Я отнюдь не ожидаю, что найду что-нибудь, чего не заметили вы, но чертовски трудно просто бездействовать. Ты меня понимаешь?

Рейнхарт немного помедлил с ответом.

— Вы помните, почему я стал полицейским? — спросил он. — Моя невеста в Воллеримс-парке?

Ван Вейтерен кивнул:

— Конечно, помню. М-да… тогда ты понимаешь. Как бы то ни было, меня интересует одна деталь.

— Что же? — спросил Рейнхарт.