Дети Капитана Гранта - Жюль Верн

Гленарвану, быть может, и удалось бы получить на этих фермах сведения, которых он добивался, но вернее было добираться до селения Тандиль. Поэтому всадники нигде не останавливались. Через две речки — Уэсос и несколькими милями дальше Напалеофу — переправились вброд. Вскоре лошади скакали по зеленым склонам первых уступов Сьерра-дель-Тандиль, и через час в глубине узкого ущелья показалось селение, над которым возвышались зубчатые стены форта Независимый.

Сьерра-дель-Тандиль возвышается над уровнем моря на тысячу футов. Она возникла в древности, еще до появления на Земле всякой органической жизни, и постепенно изменялась под действием вулканических сил. Эта горная цепь представляет собой полукруглый ряд гнейсовых холмов, поросших травой. Округ Тандиль, носящий имя горной цепи, занимает всю южную часть провинции Буэнос-Айрес. На севере границей округа являются склоны гор, на которых берут свое начало текущие на север реки.

В округе Тандиль около четырех тысяч жителей. Административный центр его — селение Тандиль — расположен у подошвы северных склонов гор, под защитой форта Независимый. Протекающая здесь речка Напалеофу придает селению довольно живописный вид. У этого поселка есть одна особенность, о которой не мог не знать Паганель: он был населен французскими басками[65]и итальянцами. Действительно, французы первые основали свои колонии по нижнему течению Ла-Платы. В 1828 году для обороны новой колонии от частых нападений индейцев, защищавших свои владения, французом Паршаппом был выстроен форт Независимый. В этом деле ему помогал французский ученый Альсид д'Орбиньи, который превосходно изучил и описал эту часть Южной Америки.

Селение Тандиль — довольно крупный пункт. Отсюда «галерас» — большие, запряженные быками телеги, очень удобные для передвижения по дорогам равнины, — добираются до Буэнос — Айреса в двенадцать дней, поэтому население поддерживает с этим городом довольно оживленную торговлю. Жители Тандиля возят туда скот со своих ферм, соленое мясо со своих боен и очень любопытные изделия индейцев: бумажные и шерстяные ткани, предметы из плетеной кожи весьма тонкой работы и тому подобное. В Тандиле есть не только благоустроенные дома, но даже несколько школ и церквей, где преподают основы светских и духовных знаний.

Рассказав обо всем этом, Паганель прибавил, что в Тандиле, несомненно, можно будет что-нибудь разузнать у местных жителей; к тому же в форте всегда стоит отряд национальных войск. Гленарван распорядился поставить лошадей на конюшне довольно приличного на вид постоялого двора, а затем сам он, Паганель, майор и Роберт в сопровождении Талькава направились в форт Независимый.

Поднявшись немного в гору, они очутились у входа в крепость. Ее не слишком бдительно охранял часовой-аргентинец. Он пропустил путешественников беспрепятственно, что говорило либо о чрезвычайной беспечности, либо о полной безопасности.

На площади крепости происходило учение солдат. Самому старшему из них было не больше двадцати лет, а самый младший не дорос и до семи. По правде сказать, это была просто дюжина детей и подростков, старательно проделывавших воинские упражнения. Форменная одежда их состояла из полосатой сорочки, стянутой кожаным поясом. Брюк, длинных или коротких, и в помине не было. Впрочем, в такую теплую погоду можно было одеваться легко. Паганель сразу составил себе хорошее мнение о правительстве, не растрачивающем государственные деньги на галуны и прочую мишуру. У каждого из этих мальчуганов были ружье и сабля, но для младших ружье было слишком тяжело, а сабля длинна. Все они, равно как и обучавший их капрал, были смуглые и походили друг на друга. По-видимому, — так впоследствии и оказалось, — это были двенадцать братьев, которых обучал военному делу тринадцатый.

Паганель не был удивлен. Он знал, что по данным статистики среднее количество детей в семье здесь больше девяти, но чрезвычайно изумило его то обстоятельство, что юные воины обучались ружейным приемам, принятым во французской армии, и что капрал отдавал порой команду на родном языке географа.

— Вот это интересно! — промолвил он.

Но Гленарван явился в форт Независимый не для того, чтобы смотреть, как какие-то мальчуганы упражняются в военном искусстве; еще менее интересовали его их национальность и происхождение. Поэтому он не дал Паганелю долго удивляться, а попросил его вызвать коменданта. Паганель передал эту просьбу капралу, и один из аргентинских солдат направился к домику, служившему казармой.

Спустя несколько минут появился и сам комендант. Это был человек лет пятидесяти, крепкий, с военной выправкой. У него были жесткие усы, выдающиеся скулы, волосы с проседью, повелительный взгляд. Таков был комендант, насколько можно было судить о нем сквозь густые клубы дыма, вырывавшиеся из его короткой трубки. Походка его и своеобразная манера держаться напомнили Паганелю старых унтер-офицеров его родины.

Талькав, подойдя к коменданту, представил ему Гленарвана и его спутников. Пока Талькав говорил, комендант рассматривал Паганеля с настойчивостью, способной смутить любого. Ученый, не понимая, в чем дело, собирался уже попросить у него объяснений, но тот, бесцеремонно взяв географа за руку, радостно спросил его на родном языке:

— Вы француз?

— Француз, — ответил Паганель.

— Ах, как хорошо! Добро пожаловать! Милости просим! Я сам француз! — выпалил комендант, с устрашающей энергией тряся руку ученого.

— Это ваш друг? — спросил географа майор.

— Разумеется! — ответил тот не без гордости. — У меня друзья во всех пяти частях света.

Не без труда освободив свою руку из живых тисков, чуть не раздавивших ее, он вступил в разговор с богатырем-комендантом. Гленарван охотно бы вставил слово об интересующем его деле, но вояка начал рассказывать свою историю и отнюдь не был склонен останавливаться на полпути. Видно было, что этот бравый малый так давно покинул Францию, что стал уже забывать родной язык — если не самые слова, то построение фраз. Он говорил примерно так, как говорят негры во французских колониях.

Комендант форта Независимый оказался сержантом французской армии, бывшим товарищем Паршаппа. С самого основания форта, с 1828 года, он не покидал его, а в настоящее время состоял комендантом форта, причем занимал этот пост с согласия аргентинского правительства. Это был баск пятидесяти лет, по имени Мануэль Ифарагер — как видно по имени, почти испанец. Спустя год после прибытия в Тандиль сержант Мануэль натурализовался, поступил на службу в аргентинскую армию и женился на индейской женщине. Скоро жена подарила ему двух близнецов — разумеется, мальчиков, ибо достойная спутница жизни сержанта никогда не позволила бы себе подарить ему дочерей. Для Мануэля не существовало на свете другой деятельности, кроме военной, и он надеялся со временем преподнести республике целую роту юных солдат.