Лицо в темной воде - Антон Грановский

И сунул сигарету в губы. Приземистый Виктор зевнул и пожаловался:

– Блин, спасть охота – сил нет.

– Ничего, – сказала Алевтина. – Скоро взбодришься.

Она с улыбкой огляделась по сторонам, посмотрела на небо и глубоко вдохнула бодрящий утренний воздух. В отличие от других членов съемочной группы, Алевтина ощущала в груди приятное волнение.

Проводница за их спинами поспешно забралась в тамбур и втянула лестницу. Поезд дернулся, набрал скорость и побежал прочь, оставляя четверку кинодеятелей на пустынной платформе.

– Что будем делать дальше? – спросила, поеживаясь от холода, Алевтина.

– А это он нам скажет! – ответил Игорь и кивнул в сторону вокзала.

Алевтина, Мишутин и Виктор обернулись. Со стороны вокзала к ним торопливо шел невысокий кривоногий мужчина со скуластым лицом и раскосыми глазами. Одет он был в меховую тужурку и кроличью шапку-ушанку. Увидев, что на него смотрят, мужчина поднял руку, помахал «киношникам» и что-то гортанно им крикнул.

– Кто это? – тихо спросил Мишутин.

– Мой товарищ по охоте, – ответил Игорь. – Он из местных.

Коротышка-незнакомец подошел к группе и крепко обнялся с Игорем.

– Как поживаешь, Килим? – спросил Игорь, отстранив от себя незнакомца и весело на него посмотрев.

– Хорошо поживаю, однако, – сказал тот с мансийским акцентом. – Охота нынче хорошая. Почему не приезжал?

– Ну, вот видишь – приехал. Правда, не на охоту. Мы, Килим, будем снимать в ваших краях документальное кино. А вот это – моя команда!

Игорь широким жестом указал на своих спутников. Те кивнули раскосому охотнику, а оператор Виктор даже стянул с головы лыжную шапочку и обронил:

– Здрас-сьте.

Килим посмотрел на них своими раскосыми глазами и произнес:

– Кино – это хорошо. Килима Анямова снимали в кино. Давно было. Еще в Советском Союзе. Я был председатель совета. Люди уважали. Начальники из области уважали! Кино приезжали про Килима Анямова снимать!

– Большой человек, – усмехнулся Мишутин и поправил пальцем сползающие темные очки.

– Зачем в очках ходишь? – удивился, глядя на него, Килим. – Солнца мало, зачем очки?

– У меня светобоязнь, – нехотя признался Мишутин. – Когда в молодости на заводе работал, сваркой наслепил. С тех пор глаза болят от света.

– Сварка – плохо, – согласился Килим.

Он перевел взгляд на Алевтину, улыбнулся ей и прищелкнул языком.

– Красивая девка!

Алевтина смущенно покраснела.

– Я вам не девка, – сказала она.

– Она тебе не девка, – подтвердил, посмеиваясь, Игорь. – Она наш начальник.

– Девка – начальник? – удивился Килим. Но тут же снова улыбнулся щербатым ртом и прогудел одобрительно: – Начальник – хорошо! – Затем повернулся к Игорю и проговорил: – Игорь, зачем просто гулять-смотреть? Нынче шибко много белок развелось, стрелять надо.

– А чего ж ваши охотники? – спросил Игорь. – Не стреляют?

– Стреляют, но мало. В лес почти не ходят, боятся.

– Кого боятся? – с любопытством поинтересовалась Алевтина.

– Как кого? – удивился Килим. – Сорни-Най! Шибко сердится нынче Сорни-Най. Охотников по лесу кружит, кого убивает, а кого так. – Килим вздохнул. – Шаманов стало мало, некому Сорни-Най успокоить, дать ей крови и жертв. Некому камлать, вот она и сердится.

Алевтина и Виктор переглянулись и поежились.

– Местная страшилка, – насмешливым голосом проговорил Мишутин. И снова поправил свои светозащитные очки.

Килим хотел ему возразить, но Игорь перебил:

– Ладно, ребят, хватит мокнуть под дождем. Килим, ты обещал пригнать за нами машину. Пригнал?

– Пригнал – как не пригнать, – добродушно ответил коротышка охотник. – Грузовик очень хороший, все поместитесь. Берите сумки и идем. Шофер давно ждет, сердится, наверное.

Килим подхватил первый попавшийся рюкзак, закинул его на сутулую спину и первым заторопился по перрону к зданию вокзала.

…Дорога измотала «киношников» совершенно. Алевтина, несмотря на натянутый над кузовом брезент, сильно продрогла. Мишутин тихо ругался себе под нос, мрачно оглядывая борта грузовика сквозь темные очки. Виктор томился молча. И только Игорь и Килим были бодры и не теряли позитивного настроя.

Наконец, шофер остановил машину.

– Приехали! – сказал Килим. – Надо выходить!

И снова подхватил первый попавшийся под руку рюкзак.

Выбравшись из кузова, путешественники обнаружили, что грузовик стоит на обочине грязной грунтовой дороги, а неподалеку, перед стеной леса, теснятся бревенчатые домики с пристроенными сарайчиками. Со стороны домов доносился лай собак.

– Где мы? – спросила Алевтина, поежившись от холодного ветра.

– Там, откуда Пичугин начал свою экспедицию, – ответил ей Игорь. – Это таежный поселок Корыстное. Раньше здесь было очень людно. Геологи, фольклористы, разные исследователи… Но после перестройки они покинули здешние края, поэтому теперь тут живут только местные.

– Как же они тут живут? – удивилась Алевтина.

– Промыслом. Ловят рыбу, стреляют зверя. – Игорь повернулся к Килиму, который стоял рядом и внимательно, с добродушной улыбкой на губах слушал их беседу. – Килим, скажи шоферу, чтобы ехал.

Килим кивнул, посмотрел в сторону кабины грузовика и гаркнул:

– Ельюм, поезжай!

Грузовик, выбив из-под колес тучи грязи, покатил прочь. Один из рюкзаков, стоящих на траве у обочины дороги, стал заваливаться на бок. Алевтина увидела это, сделала шаг к рюкзаку и быстро подхватила его за лямку. В ту же секунду Игорь оказался перед Алевтиной и схватил ее за руку.

– Оставь! – резко сказал он.

Алевтина испуганно отшатнулась и удивленно уставилась на Игоря.

– Что у тебя там, бомба, что ли? – едко осведомился Мишутин.

А оператор Виктор пробурчал:

– Нехорошо так с девушкой.

Злобное выражение тут же сошло с красивого лица Игоря, а его губы расплылись в добродушной улыбке.

– Ты прав, – сказал он Виктору. – Алевтина, прими мои извинения. Просто в рюкзаке у меня патроны. Вот и опасаюсь – мало ли что.

– Проехали, – пробормотала Алевтина и отвернулась от проводника.

– Пора идти! – произнес Игорь.

Он закинул на спину свой рюкзак, остальные «киношники» тоже резво разобрали свою поклажу, и вскоре вся группа дружно зашагала в сторону леса.

Охотник Килим торопливо семенил рядом с Игорем, стараясь не отставать. Изредка он оглядывался и говорил Алевтине что-то ободряющее на своем языке, однако ни разу не предложил ей свою помощь и не сделал попытки взять у нее рюкзак.