Ящик Пандоры - Фридрих Незнанский

— Как это вы себе представляете, Феоктистов? Не имея данных о потерпевших, трудно установить убийц. Вы же сами старый оперативник, я же помню, как мы с вами выезжали на Лобное место в день открытия московской Олимпиады. Там студент историко-архивного института пытался застрелиться, а ему шили политику, покушение на Брежнева.

Трудно было узнать в сидящем напротив генерала человека того самого Славу Грязнова, который несколько минут назад матерился и поносил комитетчиков.

— Ваши реминисценции, Вячеслав Иванович, не лишены оснований. Это как раз то, к чему я хочу подвести наш разговор. Что касается справки-характеристики на сотрудника ПТУ майора госбезопасности Биляша, Анатолия Петровича, то вы ее получите через полчаса — я распоряжусь. Я уже связался с Шебарпганым из ПГУ. Но учтите, нарушать государственную тайну я не имею права. Подробных данных вы там не найдете, извините. Второе. Вы напомнили эпизод из нашей юности. Тогда кое-кто хотел из неудачной попытки мальца наложить на себя руки сварганить политическое дело. Мы с вами этого не позволили.

— «Мы с вами»? Меня никто не спрашивал.

Генерал сделал вид, что не слышит Грязнова.

— Нынче похожая картина. В стране идет отчаянная борьба за власть. Не обошла она и наше ведомство: кое-кто хотел бы перелопатить КГБ. Иные идут дальше. Их мечта — сломать нам хребет, ликвидировать наш комитет в нынешнем понимании. Видите ли, им захотелось оставить в КГБ только разведку и контрразведку. А все остальное упразднить за ненадобностью. Но без этого остального комитет просто перестает быть КГБ СССР. И мы, настоящие чекисты, этой контрреволюции просто не допустим. У нас достаточно сил, чтобы покончить со всей этой рванью и пьянью. Я имею в виду демократов, популистов и прочих ельцинцев. Им нужна компра на нынешнее руководство. На Крючкова, Грушко, Агеева, Шебаршина Но начинают всегда снизу, а уж потом трясут начальство. Допустим, закрутят дело на Первое Главное управление. Им очень хотелось бы, чтобы майора Биляша убили, так сказать, по политическим мотивам. Сначала его обманным путем зазвали на конспиративную квартиру, где придушили, завладев-тайными документами. А потом уже повезли хоронить в подмосковную усадьбу. Но в действительности дело выглядит...

— Не надо, генерал. Именно так оно и выглядит. И здесь мои, как вы изволили выразиться, реминисценции, не пляшут. Вы тогда на Лобном месте проявили достаточно мужества в конфликте со своими хозяевами. Сейчас вы хотите им послужить верой и правдой. Говорите прямо, что вам надо.

Комитетчик поскреб холеными ногтями гладковыбри-тую щеку, но долго не раздумывал:

— Согласен: должно выглядеть иначе. По нашим данным, у нас в стране сейчас действуют семьдесят преступных образований, связанных с западными партнерами из числа недавних эмигрантов так называемой «третьей волны». Одной такой бандой руководит Леонид Михайлович Гай, по кличке «Ленчик»...

На лице Грязнова не дрогнул ни один мускул.

— ...В миру он председатель советско-германского кооператива «Витязь», занимающегося куплей-продажей компьютеров. В тайных же делах он самый настоящий гангстер. Крестный отец крупной мафии. Вот его домашний адрес и адрес кооператива...

Итак, генерал КГБ подставлял, сдавал МУРу Ленчика. И Грязнов с легкостью необыкновенной принял эту подставку: Лёнчик был нужен МУРу позарез. И еще одна полезная информация была получена Грязновым на Лубянке. Самый верх гебешного руководства какими-то узами связан с делом Биляша. А это распалило Грязнова. Куснуть, лягнуть или подставить гебешникам ножку — все это входило в стратегическую жизненную задачу, которую майор сыска вынашивал с юности.

Через час с четвертью аудиенция закончилась. Стороны скрепили свой союз о сотрудничестве и взаимопонимании не только.рукопожатием: хозяин угостил гостя шотландским скотч-виски десятилетней выдержки. Прихватив в канцелярии заготовленную справку на Биляша, Грязнов в хорошем настроении отбыл из этого казенного дома в другой, более близкий ему по духу.

В магазине под вывеской «Бар-гриль» не было, естественно, ни бара, ни гриля. На стеклянном прилавке стояли ряды литровых банок с томатной пастой по восемь рублей за штуку — договорная цена. В углу тетка в грязном халате продавала в разлив абрикосовый сок. Пол-магазина было уставлено пустыми деревянными ящиками с торчащими в разные стороны гвоздями. Мальчик лет двенадцати в кедах «Пума» и адидасовской кепочке держал веером несколько листочков жвачки и безразличным голосом твердил: «Американская баблгам, всего один рубль... Американская баблгам...» Турецкий подавил раздражение от привычной картины нес вершившегося кооперативного начинания, стал протискиваться к прилавку и ощутил, что все-таки не все было узнаваемо в этом заведении, какое-то не принадлежащее этому «бару» явление нарушало эту узнаваемость. Он обернулся. У противоположной стены стояла Валерия Зимарина и удивленно-вопросительно смотрела ему в лицо. Он почувствовал, как жар залил ему шею и затылок, он не мог сдвинуться с места и стоял у прилавка, не отвечая на явно обращенный к нему вопрос — «Вам чего, гражданин?».

Сколько времени прошло с тех пор, когда они виделись в последний раз? И когда это было? Осенью? Ранней зимой? Когда за окном шел нескончаемый мелкий дождь, а в номере гостиницы было слишком тепло не то от перегретых батарей отопления, не то от жара их собственных тел? Когда он наутро позорно бежал не от нее, а от всей этой сладкой жизни за чужой счет с полетами в Сочи, сауной в Прибалтике, от постоянного страха, что все станет известно ее могущественному супругу? Он сказал Меркулову: «Я стал раздражать ее». Но это было уже после, когда она по телефону требовала объяснений и не понимала его невнятных оправданий. А потом, вероятно, появился Красниковский на ее горизонте...

Но он уже шел ей навстречу с непринужденной — так во всяком случае ему казалось — улыбкой и говорил невесть откуда взявшимся пронзительным тенорком:

— Валерия?! Здравствуй, вот не ожидал тебя тут встретить.

Она протянула ему руку — на каждом пальце по кольцу:

— А где же в наши дни встретишь порядочного человека как не в подполье? У нас в государстве все покупается и все продается, но только из-под полы. За куревом? К Ивану? Я тоже у этого охламона табаком отовариваюсь. Хочу сейчас сразу десять блоков прихватить. Подожди, он в подсобку ушел. Выстроил тут баррикады, в помещение не проникнешь, а сам миллионами крутит, раздевает работяг до нитки.

Нет, она все-таки принадлежала и к этому «подполью», и ко всему «нашему государству», ее сногсшибательная внешность и одежда по первому классу уже не могли его обмануть, она вся была неотъемлемой частью огромной, все перемалывающей машины, называемой теперь даже в открытой печати государственной мафией. От этого умозаключения Турецкий расслабился и, улыбнувшись, спросил уже своим обычным баритоном, установившимся у него лет с пятнадцати:

— Это ты-то работяга?

Валерия дружески рассмеялась:

— А что, разве не так? Надеюсь, Сашенька, ты не забыл еще мою работу? Я не против еще раз тебе доказать, какая я работящая и неутомимая!.. Ого, ты еще не отучился .краснеть?