999. Последний хранитель - Карло А. Мартильи

— Вы хотите сказать, что я не смогу обойтись без того, чтобы не выдать ему вашу рукопись, тезисы, за которые мы вместе боролись в эти дни? Вы это имели в виду?

— Да, и хочу сказать, что прекрасно вас понимаю.

Де Мола выхватил меч и приставил его к горлу Джованни. Пико почувствовал, как кончик лезвия впился в кожу над сонной артерией.

Клинок дрожал в руке Ферруччо, но голос его был крепок:

— Как же мало вы меня уважаете. Знаете, мне ведь хватит малейшего движения, чтобы заставить вас истечь кровью! Чуть-чуть нажать, легко и точно. Я делал это много раз и никогда ни у кого не просил прощения, даже у Бога. Да, я бы мог вас убить, закопать где-нибудь, рукопись взять в качестве трофея и явиться с ним к Лоренцо, оплакивая вашу смерть от рук папских сикариев или какого-нибудь разбойника с большой дороги. Я подарил бы ему рукопись, рассказал, что в ней написано, и получил бы в десять, в сто раз больше, чем за то, что охраняю вас. Что же мне мешает это сделать?

Граф делла Мирандола молчал.

— Я не достиг таких высот знания, как вы, но для всех душ, которые отправил в ад, знаю только один путь. Это дорога чести! Вы открыли мне свое сердце. Может, для вас это и пустяк, но вы знаете обо мне больше, чем могущественный Великолепный и все потаскухи, с которыми я пил ночи напролет, вместе взятые.

Ферруччо легким движением вдвинул тяжелый бастард обратно в ножны и пришпорил коня.

Джованни сразу его догнал.

— Ферруччо, подожди! — Он окликнул его так, словно они с детства были друзьями или служили в одном полку и делили вместе жизнь и смерть на поле сражения. — Я должен попросить прощения. Я не хотел тебя обидеть, просто воздал должное твоим достоинствам. Вот тебе моя рука, а вместе с ней и дружба.

Джованни стянул с руки перчатку и застыл в ожидании. Ферруччо насупил густые темные брови, потом тоже начал потихоньку стаскивать правую перчатку. Лицо его постепенно разглаживалось, а когда он протянул руку, на нем уже сияла широкая улыбка.

— Nunc, amicus?

— Amicus es, amice![38]

На пути в Швейцарию

Суббота, 16 октября 1938 г.

Красно-белая литорина[39]«фиат» отправилась с Миланского вокзала точно по расписанию: в четырнадцать пятьдесят три. Неукоснительное соблюдение времени отбытия и прибытия было гордостью режима. То, что за малейшее случайное опоздание машинисты и проводники подвергались штрафам и санкциям, вплоть до увольнения, пассажиров не интересовало. Джакомо де Мола, напротив, это хорошо знал и потому спокойно отреагировал на грубоватую поспешность контролера, потребовавшего предъявить билет. Контролеру, явно человеку простому, немногим старше его, проверка проездных документов у счастливчиков из первого класса не доставляла никакой радости. Патронташ, висевший на боку его поношенной железнодорожной формы, был наполнен мелкими монетами для сдачи и обнаруживал те же безжалостные признаки старения.

Литорина, идущая в Лугано, громыхала по рельсам среди сухих кустарников и деревьев, с которых, кружась, облетали разноцветные листья. Замедляя скорость на длинных поворотах, она наверстывала ее на прямых участках.

На станции Кьяссо вагон остановился. Джакомо знал, что это надолго. Контроль на границах делался все строже. Швейцария, как и Франция, более мягко относилась к тем, кого преследовали по политическим соображениям, но тоже начала уступать немецкому давлению. Швейцарские таможенные власти впечатывали букву «J», то есть «Jude», «еврей», в документы каждого, кто подозревался в принадлежности к этой расе, чтобы иметь основания выслать его туда, откуда он прибыл. Для граждан Австрии и Германии этот штамп означал смертный приговор.

Джакомо приготовил паспорт и удостоверение личности без малейших опасений, хотя и не был уверен в надежности документов и своего нового имени. Чтобы привыкнуть к нему, он провел несколько дней в Милане. Теперь де Мола стал промышленником Джакомо Мартини. Его двубортный шерстяной пиджак и черные кожаные туфли с пряжками говорили о богатстве. Шелковые черные носки и классический галстук от Эудженио Маринеллы намекали на чисто английские цветовые предпочтения и нонконформизм.

Маринелла считался официальным поставщиком галстуков королевской семьи ненавистного и коварного Альбиона, как в Италии все чаще называли Англию. Именно галстук, который никогда не надел бы ни один иерарх и законопослушный промышленник, в новом облике Джакомо играл роль той самой чуть-чуть неточной ноты, без которой не бывает живого концерта. В таком штрихе нуждается любое совершенство, иначе возникает риск, что тебя заподозрят в фальсификации.

Контролеры шли очень медленно. Де Мола увидел, как они ссадили какую-то супружескую пару с ребенком. Люди в штатском силой затаскивали мужчину в черную «ланчия аугуста», а женщина кричала. Машина тронулась, подняв тучу пыли. Из открытой дверцы выпала шляпа и покатилась по мостовой. Женщина с малышом на руках бросилась, подняла ее и сунула под пальто. Люди в военной форме не вмешивались. Тайная полиция знала, что делала.

Паспорт на имя Джакомо де Мартини был скрупулезно изучен маленьким человечком с пучком накладных волос от уха до уха, закрывавших родимые пятна земляничного цвета на лысом черепе. За очками с плюсовыми линзами его глаза казались огромными, на пухлых губах играла торжествующая улыбка. Наверное, он ко всем применял такой прием, чтобы показать, что с ним не забалуешь. Джакомо спокойно, почти равнодушно выдержал его взгляд.

— Доктор Мартини? — спросил человечек.

— К вашим услугам, — не моргнув глазом, нарочито вежливо отозвался Джакомо.

— Можете сообщить, куда направляетесь?

— В Лугано.

— По делам или для собственного удовольствия?

— Надеюсь сочетать приятное с полезным, — заявил де Мола светским тоном.

— Можно взглянуть на ваш багаж?

Голос человечка зазвучал слишком вежливо. На такой вопрос не следовало давать отрицательного ответа.

— Да, конечно.

Де Мола со скучающим видом продолжил чтение, а в голове быстро перебирал содержимое своего чемодана, прикидывая, не может ли что-нибудь возбудить подозрения усердного чиновника. Но все было законно и все совпадало с данными нового удостоверения. Смена вышитых рубашек, элегантное белье, сберегательная книжка швейцарского банка. Зато не будут приставать по поводу провоза валюты. Для итальянского промышленника иметь вклады за рубежом было вопросом чести. Даже итальянский король держал свои сбережения в Англии, в надежных и солидных фунтах. Военный, сопровождавший коротышку, встал между Джакомо и чемоданом. Де Мола мог краем глаза наблюдать, как нервные, потные руки очкарика сновали среди его личных, интимных вещей.