Вельяминовы. Время бури. Книга вторая - Нелли Шульман

– Тысячи женщин, Эстер, в твоем положении, на фабриках трудятся. Беременность, не болезнь. Не веди себя как старомодная барышня… – Давид мало времени проводил дома. Он терпеть не мог манеру жены постоянно попадаться ему на глаза, да еще и просить, чтобы он помог с детьми.

– Я их осматриваю, – удивился мужчина, – что еще надо? Это должна была бы делать ты, – усмехнулся доктор Кардозо, – но твой диплом стоит меньше, чем рамка, его окружающая… – он указал на мраморный камин:

– Сейчас все женщины, ринулись в медицину. В основном, бездари, – Давид искоса посмотрел на жену. Твердый подбородок немного дрогнул, однако, она спокойно ела:

– Ничего не надо, Давид. Ты прав. У тебя работа, поездки… – двое, жена и тесть, кисло подумал доктор Кардозо, умудрились заразить малышей. Он грешил на братьев жены, но те уехали из Амстердама третьего дня. Эстер клялась, что оба были здоровы.

– Превратили дом в ночлежку, – сочно заметил доктор Кардозо, – твои братья брали их на руки, прикасались к ним. А если бы это был полиомиелит, Эстер? – он недовольно посмотрел на жену:

– Против него пока нет вакцины. Ты рисковала здоровьем детей… – Эстер покраснела. Полиомиелит передавался по воздуху, или через грязные руки. Дети заплакали, Эстер подтянула их к себе. Они сидели на ковре, в спальне. Жена взяла малышей, Давид, поморщившись, вышел.

Доктор Кардозо не любил шума в доме. Когда он возвращался из поездок, жена ходила вокруг на цыпочках, и приносила ему кофе. Он жалел, что тесть тоже не отправился прочь из Амстердама. Давида раздражал доктор Горовиц, еще с тех времен, когда они ставили хупу.

На религиозной свадьбе настояла жена. Давид закатил глаза. В тринадцать лет он отказался праздновать бар-мицву, заявив о своем атеизме. Раввина Эсноги чуть удар не хватил, смешливо вспомнил доктор Кардозо.

Жена была упрямой, но Давид, увидев ее, рассмеялся:

– Твоего упрямства на приведение себя в порядок не хватило. Тебе надо, по меньшей мере, двадцать килограмм сбросить. Иначе наши сыновья будут листать свадебный альбом, и спрашивать меня, где женщина, на которой я женился… – он увидел слезы в глазах жены. Давиду нравилось, как он выражался, сбивать с нее американский гонор.

Однако Давид не изменял жене. В местах, где стояли лагеря эпидемиологов, попросту, не с кем было изменять. В поле он скучал по женщине. Давид много раз говорил жене, что она должна сопровождать его в экспедиции:

– Готовить, стирать, вести мою переписку… -Эстер возмутилась:

– Я шесть лет училась, Давид. Я врач! Я не брошу ординатуру, чтобы варить тебе кофе, в Маньчжурии… – Давид прервал ее:

– Ты не врач. У тебя нет опыта. Что касается кофе, любящая женщина должна быть готова на какие угодно жертвы, ради любимого… – жена обрадовалась, что Давид позвал ее. Потом, он, все равно, отправил Эстер к детям:

– Мальчики болеют. Твоя обязанность, как матери, быть рядом. Мне надо выспаться. Завтра доклад. Надо хорошо выглядеть… – он заметил темные круги под глазами жены. Эстер ушла, кутаясь в шелковый халат. Выкурив папиросу в блаженном, тихом спокойствии, Давид крепко заснул.

Он не собирался надолго оставаться в Амстердаме. Его ждали в Конго и Маньчжурии, Давид, на прощание, обещал полковнику Исии, что вернется. Вспомнив о Флеминге, Давид подумал:

– Кузен Питер производство в Германии разворачивает. Фармацевтический завод. Может быть, они создали новые лекарства… – Давид, сначала, хотел спросить фон Рабе, но качнул головой:

– Нет, он мне и руки не подаст. Все знают, что я еврей. Не хочу с ним разговаривать, – подытожил Давид. В дверь кабинета робко постучали. Доктор Кардозо, неслышно, вздохнул:

– Тесть, что ли? Он где-то здесь болтается, я его видел утром. Делает вид, что понимает, о чем речь идет, на секциях. Эстер в него такая бездарь, несомненно. Братья ее умнее, особенно младший… – на пороге оказался не тесть, а молоденькая, лет восемнадцати, девушка, в строгом, синем костюме и шелковой блузке. Золотистые, непокрытые косы падали на плечи.

Девушка отчаянно покраснела:

– Здравствуйте, доктор Кардозо. Я ваша кузина, Элиза де ла Марк, из Мон-Сен-Мартена. Я пишу статью, об эпидемиологах. Я журналист, – почти испуганно добавила девушка. Она, зачем-то, полезла в сумочку.

В журналисте было едва ли больше пяти футов. Давид подумал, что и весит она фунтов девяносто, не больше. Кузина совала ему визитную карточку. Девушка, волнуясь, рассыпала бумаги по дубовому паркету. Давид все быстро собрал. Элиза выдохнула:

– Вас кузина Эстер должна была предупредить. Я ей говорила…

Жена, действительно, что-то жужжала за ужином, но Давид пропустил ее слова мимо ушей. Он и в Конго, выбрасывал длинные письма из Амстердама. Давиду не было никакого дела до того, что кузен Питер фашист, а кузен Теодор собирается жениться. У Давида, была его работа, а больше его ничего не интересовало. Он забрал у девушки визитку:

– У Эстер теть было много, кузенов, родни. Она привыкла болтать о всякой семейной ерунде. Столько детей сейчас не нужно. Правильно я ей сказал, два ребенка, не больше, … – усадив гостью в кресло, сварив ей кофе на спиртовке, Давид попросил разрешения курить.

Она мелко закивала:

– Да, конечно… – доктор Кардозо устроился напротив. Кузина покраснела, опустив серо-голубые глаза. Давид закинул ногу на ногу:

– Доставайте блокнот, – велел он. Элиза, послушно, развернула тетрадь, приготовившись писать.

Отто фон Рабе тщательно подготовил свой доклад.

Кое-какие, совместные исследования, немецких и японских медиков не стоило выносить на всеобщее обсуждение. Отто состоял в переписке с полковником Исии. Японцы испытывали на китайцах, в Маньчжурии новые, сильные штаммы чумы. Отряд 731 имел в своем распоряжении неограниченное количество подопытного материала. В Китае его хватило бы поколениям врачей. Япония собиралась воевать с русскими. Исии сообщил Отто, что в обязанности отряда входит подготовка диверсантов, для распространения чумы в Монголии, и на северных границах Китая.

В отряде 731 занимались опытами по предотвращению обморожений. Погода зимой, вокруг Харбина, стояла суровая. Китайцев выводили на снег, обнаженными, и поливали ледяной водой. Врачи отряда ампутировали конечности, изучая влияние холода на мышцы и сосуды. Исии написал Отто, что операции проходили на открытом воздухе, без анестезии. Обезболивающие средства путали клиническую картину. Доктора не хотели тратить время на перевод подопытного материала в тепло.

Достигнув в этом году двадцати пяти лет, Отто вступил в СС. Отец устроил вечеринку, врача все поздравляли. Старший брат похлопал Отто по плечу:

– Ты пока унтерштурмфюрер, но тебя ждет большое будущее, я уверен.

Макс был на отличном счету у Генриха Гиммлера. Отто, смущаясь, попросил брата, устроить ему встречу с рейхсфюрером. Отто хотел поделиться соображениями об организации экспериментальных медицинских лабораторий в концентрационных лагерях. Летом открылся второй большой лагерь, Бухенвальд. В Германии было много медиков, которые сочли бы за честь развивать науку, работая с подопытными субъектами.