Девушка в тумане - Донато Карризи

Мартини горько усмехнулся:

– И у вас хватает мужества говорить, чтобы я не терял надежды?

– Конечно, потому что именно этого я и ожидал.

– Это все Фогель, ведь так? Это он все срежиссировал…

– Именно, однако это и делает его предсказуемым. Он следует только одному сценарию, у этого человека нет воображения.

– Но все к нему прислушиваются.

Адвокат подошел к холодильнику, достал бутылку минеральной воды, отвинтил пробку и протянул бутылку учителю.

– Единственное, что сейчас может вас спасти, – это ясный рассудок и крепкие нервы. А потому успокойтесь и предоставьте действовать мне.

– Этот полицейский разрушил мою жизнь.

– Но ведь вы ни в чем не виноваты, правда? – напомнил адвокат.

Мартини опустил глаза на бутылку с водой.

– Иногда я сам начинаю в этом сомневаться.

Леви рассмеялся, хотя фраза была сказана вовсе не под настроение. Он положил руку учителю на плечо:

– У Фогеля тоже есть болевая точка, вот на нее-то мы и пойдем в атаку… И ему будет плохо, очень плохо.

Мартини поднял голову и посмотрел на Леви. В его глазах блеснула надежда.

– Вы когда-нибудь слышали о деле Дерга? – спросил адвокат.

– Не припоминаю, – отозвался учитель.

– Это дело имело широчайший резонанс во всех СМИ примерно год тому назад. Но может быть, вы вспомните Дерга по тому прозвищу, что ему дали в газетах: Мучитель.

– Да, да, я что-то такое слышал… Но обычно меня не особенно интересуют факты газетной хроники.

– Так вот. Полиция довольно долго выслеживала серийного преступника, который прятал миниатюрные взрывные устройства в упаковки продуктов в супермаркете, а потом снова клал упаковки на полку: корзинки с выпечкой, тюбики с майонезом, банки с консервами. Взрывами было ранено много народу, людям отрывало фаланги пальцев, а то и пальцы целиком, а однажды кому-то даже оторвало руку.

– О господи… Но он никого не убил?

– Нет, но рано или поздно это могло произойти: Мучителю стало скучно, и он принялся обдумывать неожиданный удар. Все подсознательно ожидали, что он что-нибудь такое выкинет. Если помните, среди населения распространилась паника. Однако, прежде чем появился труп, Фогель где-то выкопал некоего Дерга, простодушного мужичка, который увлекался моделированием и электроникой. Случаю было угодно, чтобы Дерг еще в детстве лишился указательного пальца правой руки. В то время говорили о бытовой травме, но на самом деле палец ему секатором отрезала мать. В наказание. Она страдала психическим расстройством и калечила сына.

– Боже мой… – проговорил учитель.

Леви указал на него пальцем:

– Вот: вы сейчас подумали то же, что тогда подумали все. Дерг прекрасно подходил на роль обвиняемого.

– И правда, – согласился Мартини. – Такое поведение в зрелом возрасте вполне объяснимо, если знать, что с ним случилось в детстве.

– Вот так и создают монстров. Но дело не только в этом. В деле Дерга тоже не было доказательств, одни косвенные улики. Фогель устроил настоящее шоу в СМИ и убедил прокурора признать Дерга виновным. Но кончилось тем, что обвиняемого оправдали полностью.

– Почему?

– Мучитель пользовался примитивной взрывчаткой. Такое вещество мог бы в домашних условиях получить любой дилетант. Все ингредиенты продаются в каждой скобяной лавке. Но у такой взрывчатки есть одна очень неудобная особенность: она оставляет химические следы на одежде и телах всех, кто с ней работает. А на Дерге никаких следов не наблюдалось.

– И этого было достаточно, чтобы его оправдали?

– Нет, конечно. Слушайте дальше: самую вескую улику против него обнаружили при обыске. У Дерга в доме нашли такую же коробку с печеньем, как и та, куда Мучитель спрятал взрывное устройство. Более того, по серии и номеру определили, что печенье было куплено в том самом супермаркете. Но Дерг упорно отрицал, что он там был.

– Но тогда как же…

– Слушайте дальше, сейчас начинается самое интересное. Тот, кто подкинул коробку с печеньем в дом Дерга, чтобы того признали виновным, не посмотрел на дату изготовления. Печенье было произведено как раз в то время, когда Дерг сидел в тюрьме в ожидании суда, а потому никак не мог его купить. В результате его освободили и полностью оправдали.

Мартини задумался:

– А Фогель?

– Фогель сохранил лицо, свалив всю ответственность на одного из подчиненных, на молодого парня, которого тут же уволили. Он всегда так делает: назначает козла отпущения, а потом при необходимости приносит его в жертву. Однако после дела Дерга СМИ перестали доверять той информации, какую им поставлял Фогель, и постепенно отодвинули его в тень.

– До сегодняшнего дня, – сказал учитель. – А теперь я предоставил ему удобный случай вновь обрести блеск прожекторов.

– А как только прожекторы загорятся, мы постараемся, чтобы он предстал в их свете тем, кто он есть на самом деле: мистификатором.

К Мартини, кажется, начала возвращаться уверенность.

– И тогда меня выпустят.

– Да, но какой ценой? – Теперь адвокат говорил очень серьезно. – Дерг провел в заключении четыре года, ожидая, когда закончится процесс. За это время он получил инсульт, потерял работу и семью.

И тут учитель понял, что Леви вызвал его на разговор с определенной целью.

– Что я могу сделать, чтобы избежать такой участи?

– Забудьте о том, что вы невиновны.

Мартини не понял смысла фразы, но адвокат уже пожал ему руку на прощание, так ничего и не объяснив.

– Мы скоро увидимся, – пообещал он.

Прошлой ночью агенту Борги никак не удавалось заснуть. Он вертелся в постели, и из головы у него не шла сцена, свидетелем которой он стал возле дома Кастнеров: пережившая страшное потрясение, оглушенная горем мать бродит в ночной сорочке среди игрушечных котят, принесенных в дар пропавшей дочери. Мария пыталась придать смысл своей боли.

«А котята – это ответная реакция», – сказал себе Борги.

Шерстинки каштаново-рыжего пегого кота, обнаруженные в учительском внедорожнике, не поддавались объяснению. Столкнувшись с этой необычной подробностью, Борги рассуждал так же, как Фогель.

У Мартини не было кота. А вот Анна Лу мечтала о котенке.

Мучась бессонницей, Борги пришел к заключению, что разгадка тайны крылась в самой девочке. Однако остальные почему-то перестали ею интересоваться. Они уже не задавали себе вопроса, что же с ней все-таки случилось. Журналисты, публика и даже полиция перешли к вопросам иного толка. Как ее убил учитель? Насиловал он ее или нет? Почему-то для всех само собой разумелось, что она убита. И, не высказываясь в открытую, все смаковали воображаемые скабрезные детали, стараясь удовлетворить свое нетерпеливое любопытство.