Против тьмы - Деннис Уитли

— Идиот! — резко повернулся к нему де Ришло. — Не Германия начала войну. Россия — вот кто был истинный ее зачинщик. Именно Россия спровоцировала убийство в Сараево и поддержала Сербию в ее конфликте с Австрией. Россия первой мобилизовала армию и вторглась на территорию Германии. И за всем этим стоял злой гений монаха Распутина. Он был величайшим черным магом за многие столетия. Именно он сумел открыть тайные врата и впустить четырех всадников, чтобы сеять разрушения и проливать кровь. Талисман Сета — еще одни такие врата, я знаю это. Теперь нам надо не только защитить Саймона — наша борьба с Мокатой выходит за рамки личных отношений. Необходимо убить Мокату прежде, чем он завладеет талисманом и с его помощью низвергнет мир в новую войну.

Ричард Итон прочитал телеграмму во второй раз:

«Чрезвычайно важно. Отменить ленч. Саймон болен. Сегодня вечером Рэкс и я привезем его к вам. Мэри Лу тоже ничего не ест. Целую Флер и всех. Де Ришло».

Он провел рукой по гладким каштановым волосам и с озадаченной улыбкой протянул телеграмму жене.

— Это от герцога. Как ты думаешь — не сошел ли он с ума?

— Не сошел, дорогой, — незамедлительно ответила Мэри Лу. — Даже если бы он встал на голову посреди Пикадилли и все утверждали бы, что он спятил, я нисколько не сомневалась бы в его здравомыслии.

— Но, послушай, — возразил Ричард. — Как можно отказываться от ленча? — Ты ведь говорила мне, что сегодня утром привезли креветки из бухты Морекамбе, и я уже настроился…

— Дорогой мой! — легко рассмеялась Мэри Лу и, обхватив рукой его шею, усадила рядом с собой на диван. — Ну что ты за обжора! Думаешь только о своем желудке.

Он потерся носом о ее густые каштановые кудри.

— Вовсе нет, я ем лишь для того, чтобы быть в состоянии справиться с тобой.

— Неправда, — она неожиданно оттолкнула его. — Для столь необычной телеграммы должны быть веские основания. Как ты думаешь, что у них случилось и чем болен Саймон?

— Понятия не имею! Но, как мне кажется, хорошая хозяйка должна распорядиться о приготовлении комнат для гостей, а ее несчастному изможденному супругу придется отправиться в пыльный темный подвал и выбрать подходящую замену ленчу, — Ричард взглянул на Мэри Лу, забравшуюся с ногами на диван и свернувшуюся клубочком, как персидский котенок, и у него на лице мелькнула хитрая улыбка. — Я думаю сегодня вечером угостить их Шато Лафит-99.

— Ты не посмеешь! — вскричала она, спрыгнув с дивана. — Тебе прекрасно известно, что это мое любимое.

— Попалась-попалась! — весело продекламировал Ричард. — Ну, кто из нас обжора?

— Ты просто ужасен, — надула губы Мэри Лу, и, наверное, в тысячный раз с тех пор, как он привез ее из России, Ричард почувствовал легкое головокружение, когда его глаза остановились на идеальном овале ее лица, слегка порозовевших щеках и голубых глазах с тяжелыми веками. Внезапно он притянул ее к себе, и она повисла в его объятиях, не касаясь каблуками пола.

— Ричард, отпусти меня, пожалуйста, — ее чуть хрипловатый голос зазвучал на высокой протестующей ноте.

— Ни за что, пока ты меня не поцелуешь.

— Ну хорошо.

Мэри Лу соскользнула к его ногам и, хотя он сам был невысокого роста, она была столь миниатюрна, что ей пришлось встать на цыпочки и обвить его шею руками.

— Вот так, — слегка задыхаясь выговорила она, когда он смог оторваться от ее мягких губ. — Но все же я попрошу тебя поберечь Лафит — ведь это вино только для нас.

— Ладно, — обещал он. — Однако если мы ничего не будем есть, мы напьемся допьяна. Хотел бы я знать, что затевает де Ришло.

— Что бы он ни затевал, к его словам следует прислушаться. Наверняка он преследует какую-то цель. Герцог — хитрая лиса, если таковые еще не перевелись в нашем мире.

— Именно, — согласился Ричард. — Но, послушай, скоро ленч, а я проголодался. Неужели мы всерьез воспримем эту абсурдную телеграмму?

— Ричард! — воскликнула Мэри Лу, почти прикрыв свои большие глаза длинными ресницами. — Я думаю, нам надо поступить именно так, как он велит. Послушай, сегодня утром я заглянула в парник с клубникой.

— О, ну конечно, — спрятал улыбку Ричард, — и наверняка попробовала ее, чтобы убедиться, созрела ли она.

— Я сорвала всего три ягодки, — с напускной серьезностью ответила она, — и все они были абсолютно спелыми. Если к ним добавить немного сахара и сливок, это, я полагаю, вполне заменит ленч — как ты считаешь?

— Пожалуй, — столь же серьезно ответил Ричард. — Но в Англии существует древний обычай, когда девушка приглашает мужчину попробовать первой клубники…

— Дорогой, у вас столько древних обычаев, и почти все они почему-то заканчиваются поцелуями.

— Может быть, тебе это не по душе?

— Ну почему же, — ответила она, улыбаясь и протягивая ему свою маленькую сильную руку. — Это одна из причин, по которой мне так нравится быть англичанкой.

Они покинули гостиную и, натянув резиновые боты, вышли через библиотеку в сад, по пути распорядившись отменить ленч.

Их дом представлял собой весьма эклектичное сооружение, самая старая часть которого была построена чуть ли не в тринадцатом веке. Вдоль всей его южной стороны протянулась терраса, отделенная балюстрадой из серого камня от широкого бархатного газона, в восточной части которого рос древний кедр.

На противоположной стороне газона небольшая рощица тиссовых деревьев скрывала розарий и плавательный бассейн. Справа вдоль газона шла посыпанная гравием дорожка, а за ней начинался пологий склон с разбитым на нем садом. Ричард и Мэри Лу называли его садом Боттичелли — весной его краски напоминали о полотнах итальянского художника: карликовые, высотой не более шести футов, яблони, сливы и вишни стояли, словно облитые бело-розовым цветом, а между ними, на каждом квадратном ярде молодой зеленой травы были разбиты небольшие яркие клумбы горицвета, нарциссов и незабудок. Сколько раз, бродя вместе с Ричардом по этому чудесному саду, Мэри Лу думала, что она почти райски счастлива; но иногда к таким мыслям примешивалось чувство беспокойства — не слишком ли велико ее счастье, чтобы быть долгим…

Спускаясь по ступенькам балюстрады, они услышали возгласы: «Мама, мама!» — и через газон к ним стремглав устремилась миниатюрная копия Мэри Лу, одетая в батистовый сарафан русской крестьянки, с широкими рукавами и вышитым воротом.

Ричард заторопился ей навстречу и, когда она подбежала к нему, подхватил ее на руки и поднял высоко в воздух.

— Флер, дитя мое, что случилось? — с напускной заботой спросил он. — У тебя опять поломался самокат или ты поссорилась с нянюшкой?

— Нет-нет, — вскричала малышка, и ее широко открытые встревоженные голубые глаза занимали, казалось, половину ее крошечного лица. — Джим поранился.