Убийство под микроскопом: записки судмедэксперта - Марк Фурман

Сверяю увиденное с документом, выданным Архивом. В нем говорится, что «…автоматчик 171-го стрелкового полка 1-й Московской гвардейской дивизии Шувалов Иван Петрович 5 февраля 1944 года получил сквозное пулевое ранение левого предплечья с повреждением локтевой кости и локтевого нерва. Находился на излечении с 16 февраля 1944 года по 23 мая 1944 года в эвакогоспитале № 5860, откуда выписан в батальон выздоравливающих».

Пока Георгий Николаевич одевался, я подробно записывал все то, что удалось увидеть. Рубец на левой половине груди Палутина спереди. След от входного отверстия на левой руке снаружи. Типичные боевые ранения, полученные солдатом в наступательном бою. Когда солдат идет в атаку, корпус его развернут вправо, левая рука с оружием (автоматом, винтовкой) выдвинута вперед. Каждый из нас в кино, по телевидению видел наступающих бойцов.

Спрашиваю Палутина о его самочувствии в настоящее время. Есть ли жалобы, какие, не надо ли чем помочь?

– В общем-то чувствую себя неплохо, – отвечает он. – И кое-какая память о войне у меня осталась до сих пор.

Я поначалу не понял, о какой «памяти» говорил этот человек. Слова Палутина осознал позднее, когда Георгий Николаевич принес заключение рентгенолога. Из него я узнал следующее «…на рентгенограммах грудной клетки гр. Палутина выявлен старый консолидированный (сросшийся) перелом 4-го ребра слева с наличием в левом легком металлического инородного тела, вероятно, осколка, размерами полтора на полсантиметра, расположенного спереди от входящей аорты».

– Что ж вы молчали, Георгий Николаевич? Ведь осколок – это бесспорное вещественное доказательство ранения в грудь. Если бы, допустим, справки в архивах не сохранились, и без них можно было бы обойтись.

Палутин смущенно разводит руками. Потом, помолчав, произносит:

– Оно, конечно, так, осколок здесь, в груди, с сорок третьего. Видимо, из-за него все мои недавние беды – туберкулез, частые пневмонии. Но за последнее время притих, затаился. Он ведь маленький, не больше ногтя, а справки – вот они. Как вы сказали – вещественные доказательства…

Эту экспертизу мне хотелось закончить побыстрее. Я отложил в сторону иные, менее срочные, чтобы заняться непосредственно 415-й. Прикинул сроки: недели, пожалуй, хватит. В общем-то меня никто не торопил. Да и в самом деле, что – неделя, две, месяц. Ведь Георгий Николаевич многие годы, если быть точным – более 37 лет не обращался никуда по поводу своих ранений. Неоднократно болел, лечился, перенес несколько операций, однако даже удостоверения инвалида войны пока не имел. Хотелось скорее помочь человеку, скромность и непритязательность которого, наверное, можно считать эталонными. К тому же меня начали тревожить воспоминания. Память, она ведь есть у любого из нас. Даже сейчас, когда со дня Великой Победы прошло более шестидесяти лет, вряд ли найдется семья, на которой война не оставила бы своей суровой меты. Мальчишка военной поры, я помнил бомбежки под Кишиневом и Одессой, переполненные платформы вперемежку с углем и людьми, помню, как меня прятали под вагоны, когда на беззащитный состав пикировали вражеские самолеты.

Через несколько дней Палутин опять появился у нас в бюро, но он уже преодолел свою скованность, стал более общительным, словоохотливым. Объяснил, что зашел поинтересоваться, как продвигается экспертиза, не надо ли представить дополнительно другие документы. Постепенно мы разговорились. Вероятно, этому способствовала наша взаимная симпатия. Проскочила искра – и вот уже человека потянуло на откровенность. Вначале беседовали о том о сем. Сетовали на погоду, запоздалую весну, долгие морозы, прикинули планы на урожай нынешним летом.

Как-то незаметно разговор коснулся фронтовых дел Палутина. Оказалось, что Георгий Николаевич сначала воевал в штурмовом отряде по выполнению специальных заданий командования. Служба в таком подразделении была особой, эти отряды находились в авангарде наступательных операций, всегда на передовой. Первое ранение он получил на Украине, под Белой Церковью.

Взвод из 35 бойцов, в котором находился Палутин, с боем занял небольшое село, отбросив гитлеровцев назад, деревня располагалась в холмистой местности и была важным опорно-стратегическим пунктом, который надо было удержать до подхода наших войск. Осенний день выдался солнечным и теплым. «Как по заказу», – образно скажет Георгий Николаевич. Отряд приготовился к обороне, не исключалось, что гитлеровцы, подтянув резервы, постараются вернуть «безымянную высоту». Сделать это им было бы нелегко: за низиной – топкое болото.

– Тут мы заметили, – произнес Палутин, – что немцы и не думают наступать. Прямо перед нами, километрах в двух, за низиной и болотом находилось большое село. Брать его мы не собирались, ждали подхода главных сил. Как вдруг видим, что фашисты ходят по деревне с факелами и собираются ее поджечь. Население – женщины, старики да дети – высыпали из домов. Вот-вот случится непоправимое. Вижу, лица у всех побелели. Командир не успел слова сказать – все как один поднялись в атаку. Мы скатились в низину и тут же попали под прицельный минометный огонь. Командира убило на месте, меня ранило осколком в грудь. Хотя мои товарищи и ворвались в село, но спасти его не удалось. Дул сильный ветер, почти все постройки сгорели.

Почти три месяца пролечился Георгий Николаевич, а как поправился, вскоре после Нового года влился в атакующие колонны 1-й Московской гвардейский дивизии, сражавшейся на Белорусском фронте.

Второе ранение – в левую руку – он получил в феврале 1944 года, под Витебском, где фашисты оборонялись яростно, с отчаянием обреченных. Ранение оказалось серьезным, не легче предыдущего. Помимо локтевой кости, прострелянной насквозь, пуля повредила нерв. Около 4 месяцев лечился Палутин. Летом 1944-го, когда фронт переместился на территорию врага, он опять был в строю. Теперь уже до Победы.

По описанию рентгенолога осколок находился «кпереди от восходящей аорты». Пройди частица немецкой мины хотя бы на сантиметр глубже, оказалась бы пораженной аорта.

Когда за Георгием Николаевичем закрылась дверь, я достал его рентгенограммы. Помните об осколке в легком? По описанию рентгенолога он находился «кпереди от восходящей аорты». Пройди частица немецкой мины хотя бы на сантиметр глубже, оказалась бы пораженной аорта – самый крупный сосуд человеческого тела шириной в два поперечных пальца. Ранение аорты всегда смертельно. Знал ли Георгий Николаевич об этом? Разумеется, знал, хотя и без медицинских тонкостей.

Однако даже слова не произнес: об осколке меня проинформировал не он, а снимки, заключение рентгенолога.

Наконец экспертиза была закончена. Не приводя ее подробного описания, остановлюсь на выводах, вытекающих из вопросов, поставленных судом: «…Имеющиеся у Палутина Г. Н. телесные повреждения и данные рентгенографии указывают на наличие у него в прошлом двух ранений: слепого осколочного ранения грудной клетки слева с повреждением 4-го ребра и наличием в легком инородного тела (осколка), а также сквозного огнестрельного ранения левого предплечья со сросшимся переломом локтевой кости, эти ранения большого срока давности и могли быть получены в годы Великой Отечественной войны… Имеющиеся у Палутина Г. Н. ранения грудной клетки и левого предплечья по локализации и особенностям идентичны ранениям, указанным в медицинской документации, выданной на имя Шувалова Ивана Петровича архивом военно-медицинского музея Министерства обороны». В тот же день заключение эксперта № 415 было отправлено заказным письмом в районный народный суд.