Другая жизнь - Лайонел Шрайвер

– Еда тошнотворная, – продолжала Глинис, сделав глоток воды. – Стоит мне поесть, случается запор, и мне в задницу суют шланг. Если рядом нет Шепарда, чтобы помочь мне, медсестру в половине случаев не дождаться. Приходится самой справляться с судном. Иногда я писаюсь прямо в постель. Тебе интересно все это слушать?

– Конечно.

– Лгунья. Все спрашивают меня: «Как дела?» И я отвечаю, что хорошо. И все довольны.

– Когда тебя выпишут?

Она наверняка не первый раз отвечала на этот вопрос.

– Приблизительно через неделю, – заученно ответила она.

– Мама и Деб останутся, а мне придется улететь до того, как ты вернешься домой.

– Ты только прилетела и уже с ходу сообщаешь мне, что должна вернуться. – В голосе слышалась обида, хоть Глинис и говорила, что не хочет видеть свою семью. Это был хороший знак. Несмотря на болезнь, она по-прежнему оставалась самой собой.

– Ничего не с ходу. В конце недели начинается ярмарка, у нас будет стенд. Кто-то должен находиться там, и еще надо следить за магазином.

– Значит, наплевать, что у родной сестры рак, главное – заработать побольше денег.

– Глинис. Жизнь не стоит на месте.

– Не для всех.

– Да, Глинис, не для всех, – согласилась Руби. – Ив этом нет моей вины.

– Я думала, твои дела в галерее идут блестяще. Гребешь деньги лопатой.

– Все нормально, – сдержанно ответила Руби.

– Конечно, многие мастера сочли бы это удачным стечением обстоятельств – сестра, вступившая в сговор с врагом. Тем хуже для меня.

На половине фразы Шеп не выдержал и застонал.

– Только не это. Руби потерла висок.

– У тебя недостаточно работ для персональной выставки.

– Потому что я очень ленивая. Целыми днями слоняюсь по своему красивому дому и ем конфеты.

– Потому что ты слишком долго и мучительно обдумываешь каждый шаг, Глинис. Я никогда не понимала почему.

– И не поймешь.

– Но жизнь слишком коротка, не стоит тратить ее на всякие выкрутасы. Может, сейчас ты поймешь это. Все авторы, чьи работы я выставляю, просто работают. Работают, а не рожают каждую вещь в муках.

– А я такая. Я рожаю каждое свое произведение. Не ты ли твердила мне, каким гламурным стал Тусон, а твой захудалый зал в торговом центре превратился в уважаемое заведение и в крупнейший художественный центр? Я предложила выставить всего одну-две работы, но ты сказала: «Нет!»

– Мы уже все обсудили! Кроме того, мы взяли название «Ближе к истокам» и специализируемся на искусстве пуэбло и навахо, иногда выставляем творения разных племен, обитавших на юго-западе и находившихся под влиянием их культуры. Твои работы выделялись бы, как белые вороны в черной стае. Они слишком – строгие, слишком – модернистские.

– Боже, ненавижу все это этническое дерьмо, – проворчала Глинис.

Руби опустила ноги на пол и хлопнула рукой по бедру.

– Зачем снова к этому возвращаться? К чему ссориться? Тебе не кажется, что это глупо?

– О чем желаешь поговорить? Об Ираке? О Терри Шиаво?

– Может, о том, как мы любим друг друга?

– Отлично. Мы до сих пор любим друг друга, – усмехнулась Глинис. – Закончили. Что дальше?

Возникла долгая пауза, обе женщины чувствовали себя неловко.

– Ирак меня больше не интересует. – Глинис выругалась. – Как и Терри Шиаво. Буду рада, если они все сдохнут. Радуюсь продолжающемуся глобальному потеплению, развитию ядерной энергетики и сокращению запасов питьевой воды. Я теперь просто специалист по землетрясениям, наводнениям и птичьему гриппу. Мне очень интересно, что мировые запасы нефти иссякнут к 2007 году и что весь этот мир может превратиться в пыль после столкновения с астероидом размером с Сатурн.

– Господи, Глин! Я так понимаю, болезнь заставляет людей проявлять не лучшие свои качества.

– Возможно, – произнесла в ответ Глинис, зарываясь в подушку. – Может, то, что кажется мне лучшим во мне, совсем не то, что ты считаешь во мне лучшим. Может, мне импонирует мстительность и ненависть. Злопыхательство – вот еще хорошее слово. Я всем желаю пережить такую болезнь, как моя.

– Меня предупреждали, чтобы я у тебя не задерживалась и не утомляла тебя, – сказала Руби, хотя сама выглядела измотанной до изнеможения. – Может, увидимся завтра?

– Отлично. Сможем еще полчаса поговорить о том, как «любим» друг друга. – Глинис передразнила южный акцент сестры.

– Что только пожелаешь, Глинис.

– Нет. Я все решила. Не то, что я пожелаю. Надо подготовить сценарий, которому бы я следовала. Поговорю с Шепардом, попрошу его скачать из Интернета.

Когда Руби вышла, Шеп сразу предложил всем отправиться в доминиканскую кофейню неподалеку, пока Хетти, как выразился ее зять, нанесет дочери визит вежливости. Привлекала возможность поболтать лишь с несколькими представителями клана Глинис, поскольку, когда собиралась вся семья, никто не мог позволить себе кинуть камень в спину близких родственников и все молчали, словно, кроме сплетен, больше не о чем поговорить.

Они устроились под навесом. Как приятно было сесть! Джексон почувствовал странное головокружение, жар от неожиданного тягостного ощущения, которое старался гнать от себя. Нет, сейчас совсем не время думать о собственных проблемах. У него есть возможность их решить, для этого просто потребуется больше времени, чем он ожидал. Болезнь обречена – и неприятные выделения, и отек. Это просто легкая припухлость, и она пройдет. Возникло непреодолимое желание удалиться в мужскую комнату и еще раз на все посмотреть, но он не видел двери со знакомой табличкой; к тому же в таких сомнительных заведениях, как это, в туалетах, наверное, шатаются всякие проходимцы. Поэтому он просто шире раздвинул колени. И случайно задел Шепа. Джексон сидел как ни в чем не бывало, и тот бросил на него подозрительный взгляд.

– Вся эта враждебность связана с тем, что когда-то я отказалась выставить ее работы в своей галерее, – объясняла Руби Шепу. – Почему она никак об этом не забудет?

– Вы бы все равно рано или поздно поругались из-за этих «Истоков», – сказал Шеп.

– Скорее рано, потому что «поздно» уже не будет. В этом все дело. Давно пора расслабиться. Кстати, в сложившейся ситуации она могла бы помягче держаться с Деб? Ведь можно было сказать, например: «У меня свое понимание веры, и не думай, что оно во многом отлично от твоего». Можно ведь было пойти на компромисс, уступить сестре..

– Хм… разве Глинис когда-то пыталась тебя понять, Деб? – спросил Шеп.

– Никогда, она всегда с презрением относилась к моей вере, – ответила Деб.

Шеп откинулся на спинку стула и взял ламинированный листок меню.

– Вы, друзья, стремитесь все изменить. Залечить старые раны. Я вас в этом поддерживаю. Вы хотите, чтобы ваши отношения были открытыми, как говорил мой отец, «праведными». Если плохое перейдет в худшее, мы все равно будем спокойно спать по ночам. Но посмотрите на ситуацию с другой стороны: может, Глинис не хочет, чтобы все было по-другому.