Сад изящных слов - Макото Синкай

— Кого-то ждёте, девушка?

Голос четвёртого мужчины. То, что со мной заговаривают, меня не особо раздражало. Идти я никуда ни с кем не собиралась, но приятно знать, что тебя оценили. На этот раз меня окликнул изящный мужчина в излишне пёстрой одежде со сложным орнаментом — возможно, продавец из модного магазина.

— Да, жду. Своего парня, — невозмутимо ответила я.

— А по-моему, ты тут давно в одиночестве скучаешь, — не отставал тот, и в ту же секунду я услышала другой, знакомый, ласковый голос:

— Айдзава-сан? Надо же, какая встреча! Что ты тут делаешь? Это твой друг?

— Ю... Ю... Юкино-сэнсэй?!

Она стояла прямо передо мной, одетая в более легкомысленное, чем обычно, свободное бежевое пальто. Моя охотничья вылазка увенчалась успехом, я наконец-то повстречала человека, которого так долго поджидала, но внезапно мне стало стыдно. Заслышав слово «сэнсэй», излишне пёстрый мужчина молча удалился.

— Нет, я его совсем не знаю!..

— Ясно. Ты кого-то ждёшь?

— Нет!.. Я... из-за... Из-за сёги![70]

— Как это?

— Чтобы помолиться богу сёги! — брякнула я наобум. Вспомнила вдруг, что на станционной платформе стояло изображение фигурки из этой игры.

Юкино-сэнсэй понимающе кивнула:

— Точно, здесь поблизости есть такой храм[71]. Значит, ты играешь в сёги, Айдзава-сан. Это замечательно!

И она улыбнулась улыбкой, способной растопить любое сердце. О-ох! Это вы замечательная!

Остаток дня прошёл лучше некуда. Я сказала учительнице, что уже побывала в храме (соврала, конечно же) и хотела немного погулять в парке, а она ответила, что как раз собиралась пойти туда и немного почитать. Национальный парк находился недалеко, и мы пошли туда вдвоём.

— Будем считать, что сегодня особенный случай, — сказала Юкино-сэнсэй и заплатила за меня входную плату в двести иен.

С утра я вспомнила навыки готовки из своей прежней простецкой жизни, чтобы собрать себе обед в дорогу, и теперь поделилась им с учительницей. Мы обсудили школьные сплетни, я рассказала про свои семейные неурядицы, рассчитывая слегка её разжалобить, а она — о своих любимых книгах и о том, как она сама училась в старшей школе.

Время пролетело незаметно, осеннее солнце клонилось к горизонту. Мы вышли из парка, когда там начали транслировать оповещение о скором закрытии, и Юкино-сэнсэй проводила меня до остановки моего автобуса. Вдоль улицы вперемешку сгрудились жилые дома и невысокие конторские здания, но, когда мы завернули за угол, лучи солнца, отыскавшие щели в плотной застройке, ударили прямо в лицо, как прожектор. Я посмотрела назад и увидела на асфальте наши чёткие тени, уходящие в бесконечность. От Юкино-сэнсэй, окружённой прозрачным оранжевым ореолом, исходило яркое сияние. И я взмолилась о том, чтобы и мне засиять, как она. Чтобы и мне стать такой, как она. Чтобы эти счастливые для меня дни никогда не кончались. Но безразличное к моим мольбам заходящее солнце тотчас скрылось за домами, и нас окатило холодным ультрамарином сумерек. Я должна была сказать Юкино-сэнсэй что-то очень важное и потому, разузнав тайком, на какой станции она садится на поезд, в выходной день с раннего утра устроила засаду, только это «что-то» оказалось невозможно выразить словами.

Так, весело и счастливо, прошёл первый год старшей школы. Не хватало лишь какой-то малости, приправы, название которой никак не удавалось вспомнить, — противная, как щекотка, мысль, не отпускавшая меня всё это время.

С Саей-тин мы оказались в разных классах и практически перестали встречаться. Но всё же мы иногда обменивались парой слов, когда случайно сталкивались в коридоре или на станции. У нас почти не осталось общих тем для разговора, и хоть какой-то интерес вызывали лишь слухи о Тэсигаваре. Поговаривали, что в своей школе для мальчиков он вступил в группу поддержки[72] спортивной команды, начал отращивать бороду и зачем-то перекрасился в блондина. Когда я о нём вспоминала, у меня почему-то сжималось сердце, а ещё становилось противно, что я так раскисаю, и однажды я хохмы ради предложила:

— А давай как-нибудь позовём его и погуляем втроём, как раньше!

— Давай! Он, наверное, расплачется от радости.

— Или, наоборот, будет вредничать, чтобы радость скрыть. Вот и проверим! Я ему напишу.

Но в итоге ничего я ему не написала. Потому что встретила Макино-сэмпая. Встреча оказалась роковой: на этот раз я по-настоящему влюбилась в парня.

Может, меня кто-нибудь отсюда заберёт?

Давно позабытая мечта воскресла в тот самый миг, когда я увидела Макино-сэмпая в метро. И ещё я подумала: «Наверное, все эти годы я ждала именно его».

Это случилось в апреле, вскоре после перехода в одиннадцатый класс. Я ехала из школы домой в битком набитом поезде линии Гиндза, и он оказался в одном со мной вагоне — прислонился к двери и читал книжку. Я тоже стояла у двери, на той же стороне, лицом к нему, и нас разделял один ряд сидений. В школе его всегда окружала толпа эффектных парней и девушек, но сейчас он был совсем один. Это выглядело странно, но, если подумать, то же происходило и со мной. Он стоял метрах в шести от меня, но мне казалось, что даже с такого расстояния я чётко вижу, как печально подрагивают его длинные ресницы, обрамлявшие опущенные в книгу глаза. И этого хватило, чтобы без памяти в него влюбиться.

Макино-сэмпай был, так сказать, школьной знаменитостью. Высокий, шикарно выглядевший парень, капитан баскетбольной команды, примерный ученик — он пользовался доверием учителей, и его всегда окружали столь же яркие люди, как он сам. Его нередко замечали прогуливающимся наедине с какой-нибудь девушкой. И я заранее приготовилась погибнуть геройской смертью, когда призналась ему:

— Макино-сэмпай, я тебя люблю.

— Тебя зовут Сёко, да? — каким-то поникшим голосом сказал он, с первых же слов обратившись ко мне просто по имени. — Я бываю очень требовательным к девушкам, с которыми встречаюсь. Ты на такое согласна?

Невероятный ответ.

«Конечно! Требуй от меня что хочешь!» Но слова застряли в горле, и я, едва не плача и с таким бесконечно серьёзным видом, словно узнала о неизлечимой болезни, часто закивала.

Той весной я была на седьмом небе от счастья. У меня впервые в жизни появился парень. Мой парень был звездой школы. Вот она, перчинка, которой мне до сих пор не хватало. Более того, сбылось моё заветное желание: с апреля нашим классным руководителем стала Юкино-сэнсэй. Праздник О-Бон[73] и Новый год, Рождество и Хэллоуин, подарки на свадьбу и на рождение ребёнка — не знаю, с чем лучше сравнить, но на меня будто посыпались все радости жизни разом. Я потеряла голову. Да и как тут её не потерять! Даже когда Макино-сэмпай поступал в соответствии со своим манифестом (если подумать, это будет подходящее название) — был ко мне требовательным, — я не чувствовала себя менее счастливой.