Венценосные супруги. Между любовью и властью. Тайны великих союзов - Жан-Франсуа Сольнон

Король пребывал «в отчаянии», его жена «жертвовала собой, чтобы спрятать государя в надежном месте», т. е. на Сицилии. И как, написала Мария Каролина, он «с готовностью на это согласился». Такой странной была эта чета, уже более тридцати лет правившая королевством и сдавшая столицу врагу семью годами ранее. Мария Каролина не сдавалась. Впрочем, северная граница уже перешла в руки завоевателя. Зато в Абруцции и Калабрии население должно было подняться против неприятеля. «Это безумие!», — писали ей дети, боявшиеся за свою жизнь. Французская армия шла вперед, не нанося ни одного удара. Вот уже знать принесла присягу Жозефу Бонапарту. Для Марии Каролины было потеряно все, кроме чести. И она тоже 11 февраля отплыла в Палермо. По крайней мере она не сбежала первой. Через четыре дня Жозеф Бонапарт вступил в Неаполь. Он не встретил и малейшего сопротивления.

Уже в марте Наполеон пожаловал Жозефу неаполитанскую корону, но в июле 1808 г. ему пришлось уступить ее Мюрату (эту политическую чехарду высмеял Шатобриан), а королевская семья тщетно пыталась худо-бедно устроиться в Палермо. Мария Каролина мечтала о реванше и приходила в отчаяние от известий о новых победах французского императора и обрадовалась, когда Бонапарт увел из ее владений часть войск, чтобы укрепить армию, занятую боевыми действиями. Останется ли в безопасности сицилийское пристанище Марии Каролины и Фердинанда? Наполеон перекраивал карту Европы, присоединял к Франции новые территории, а теми, что не аннексировал, все равно правил, превращая государства в протектораты, ставил немецких герцогов во главе королевств, раздавал короны тем, кто был ему верен, отнимал престолы у старых династий. Император Священной Римской империи Франц II уже вкусил последствия германской политики Франции: он отрекся от своего титула и стал просто императором Австрии. Бурбоны остались только в Тоскане и Испании. В ноябре 1807 г. пришлось покинуть Флоренцию, а в мае следующего года низложили вторых[130]. Судьба Фердинанда и Марии Каролины целиком и полностью находилась в руках Наполеона.

Не имея возможности отвоевать столицу, неаполитанские правители должны были защитить от французских аппетитов землю, где они нашли убежище. Наполеон потребовал отдать Сицилию Жозефу, новому королю Неаполя. В Палермо они с опозданием, из чужих разговоров узнали о намерениях врага. Каждый день дворец наводняли то слухи, то их опровержения, то ложные вести. Низложенную королевскую чету уверяли, что император то думает пожаловать ей крошечное княжество в северной Германии или в Далмации и даже Албании, то не собирается дать ей ничего. Более вероятными казались разговоры, что Наполеон планировал завоевать Сицилию, единственные укрепления которой контролировал английский флот, намеревавшийся сохранить господство на Средиземном море.

Фердинанд и Мария Каролина по-разному реагировали на эту угрозу. Первого, казалось, жизненные перипетии не трогали. В дневнике одной из дочерей четы Марии Амалии, будущей французской королевы есть немало записей, навеянных постоянными страхами матери и детей: «Наше положение — отчаянное». А также рассказывающих о мирных занятиях, коим предавался король: «Мы пошли встретиться с папой и нашли его в превосходном здравии, довольным охотой»[131]. А ведь тревог, обманов, затруднений было немало.

Стоило ли всерьез рассчитывать на содействие англичан в возвращении Неаполя? Походу в Калабрию, который предпринял летом 1806 г. генерал Джон Стюарт, поначалу сопутствовала удача, но затем он провалился. Возможно ли было ожидать помощи от России? По условиям Тильзитского мира (июль 1807 г.) царь Александр стал союзником Наполеона и признал все французские завоевания, в том числе и захват неаполитанского королевства. Беда не приходит одна. Россия объявила войну Англии, и Сицилия, состоявшая в союзе с англичанами, оказалась втянута в боевые действия против царя. К Австрии же, державшейся после Аустерлица, тише воды, ниже травы, Мария Каролина отныне питала презрение. Ведь император имел наглость обратиться в письме к Фердинанду с одним лишь титулом — «король Сицилии». Более того, «французский императришка», как прозвала его Мария Каролина, в апреле 1810 г. не отказался отдать свою дочь Марию-Луизу — Габсбургскую! — корсиканскому чудовищу в качестве «постыдной наложницы [sic] для негодяя, покрывшего себя всеми преступлениями, на которые способен человек».

В конце концов, даже Англия стала раздражать королеву, которой повсюду мерещились предатели. «Матушка, — писала Мария Амалия, — разразилась перед нами ужасающей вспышкой гнева на англичан и говорила, что давно знала, что они отнимут у нас Сицилию, что предадут нас самым подлым образом». У Марии Каролины больше не осталось союзником. Принять помощь англичан она больше не могла.

Жених Марии Амалии герцог Орлеанский, будущий Людовик-Филипп I, которого королева приняла с большой неохотой, предостерег ее от намерения повысить налоги. И они тут же разругались.

Мария Каролина только и делала, что злилась, сходила с ума, язвила, сыпала упреками. Она изводила тех, кто окружал ее, раздражала даже самых терпеливых своих близких. В конце концов, вулканический темперамент королевы начал угрожать ее здоровью? 16 сентября 1811 г. она на целый день потеряла сознание из-за приступа конвульсий. Провели соборование. Мария Каролина выкарабкалась, но была очень слаба. Ей регулярно давали опиум, и он создавал иллюзию улучшения. Но вскоре последовали новые заболевания.

Никогда еще чета не была настолько разобщена. Супруги жили в отдельных резиденциях, и Фердинанд подумывал «бросить все, передать управление сыну Франциску и уехать в Англию на покой». Король жаловался, что ему не позволили отречься от престола, когда он хотел, а потом делал вид, что не хочет больше ничего слышать или обсуждать. Он жил в загородных домах, не возвращаясь в Палермо и заранее давая одобрение решениям, которые принимали жена или сын. Однако в январе 1813 г. он изменил отношение, снова взялся за управление страной и объявил, что желает оставаться государем. Тут же, как вспоминала дочь, «произошла бурная сцена между королем и королевой, которой он запретил даже говорить о делах. Разгневанная матушка ушла к себе».

Атмосфера ухудшалась. Королева хотела прибрать к рукам весь мир и жаждала наказать всех, кто хоть в чем-то виноват: английского посланника лорда Бентинка, сицилийцев — «плохую копию французов, которых поддерживают англичане», собственного сына Франциска, которого в июне 1812 г. Фердинанд назначил «наместником всего королевства с полномочиями alter-rego». Казалось, Марией Каролиной овладело безрассудство. «Матушка, — рассказывала Мария Амалия, — только и делала, что плакала, рыдала и говорила, что запрется в склепе и никогда оттуда не выйдет, чтобы не слышать, как после стольких лет ее гонят из родного дома, что Франциск вонзил ей кинжал в сердце и окружил ее шпионами».