Естественный отбор - Александр Звягинцев

— Ты передо мной атамана Платова не строй, — сказал Скиф, похлопав есаула по плечу. — Я сам дончак. Забудем политику, весь этот бал-маскарад и погутарим по душам.

Казак придирчиво заглянул в глаза Скифа:

— Вижу, наших кровей, да загар армянский больно.

— Загар балканский, — ухмыльнулся Скиф, разливая водку по граненым стаканам.

Казак кинул на него уважительный взгляд.

— Тебе это только в Москве маскарадом кажется, — крякнул он после стакана. — В Москве все маскарад вертепный, потому как Москва теперь — город семь раз нерусский. Одних мусульман здесь почти на миллион наберется. А на Дону у нас из-под наносимого дерьма свежая травка проклевывается.

— Как бы не скосили, — сказал Кобидзе.

— Землю хоть казакам вернули? — спросил Коля Андрейченко.

— Хрен тебе. Всяким «оглы» при московской власти нашу землю и дома скорей отдадут. За инородцев продажная братия во как стоит!

Он сунул под нос Скифу жилистый кулак.

— А как насчет оружия? — спросил Кобидзе.

— Сосед-чечен хоть шестиствольный зенитный пулемет на огороде поставит — по воробьям пулять — ничего, а потомственному казаку на прадедову шашку год у властей разрешение выбивать приходится. Казак с автоматом для Москвы пострашней чечена с атомной бомбой.

Скиф потряс опущенною головой и засмеялся.

— Говорил — без политики, а сам политическую дискуссию затравил. По детству помню, из настоящих казаков в живых мало кого оставили. Моих дедов родных, двоюродных и даже четвероюродных в тридцатых годах подчистую вывели.

— И сейчас власти в ту же чехарду прыгают… Павло я, — неожиданно повернулся лицом к Скифу казак и протянул длинную руку. — А фамилия Лопатин. С юга мы, наш говор ближе к хохлацкому, не как у вас в Ростове. По-казацкому — Лопа.

— А я Вася Луковкин, по кликухе Скиф.

— Кликуха блатная? — недоверчиво пригладил длинные усы казак.

— Нет, по детству. Лучше расскажи, чем казаки дышат?

— Подышишь тут, если кислород перекрыли. С юга, с гор, давят черные, с севера, как исстари, — Москва. Казак нынче в своем же курене у чужого дяди дозволения просит, чтоб под лавкой переночевать.

— Так уж!..

— Уж да аркан — не гуж… Наш наказной атаман есаул Васильев раздал пятнадцать охотничьих карабинов по куреням. Из Москвы целая комиссия зараз налетела. Посадили бы, если б не был депутатом. Теперь наш Назар…

— Какой Назар? — встрепенулся Скиф.

— Ну, Назар Артемьич Васильев, о котором гутарю…

— Во здоров брехать, казак! У меня майор Васильев в Свердловске в Суворовском командиром роты был. Назар Артемьич с донских краев… Шрам на переносице…

— Он, — кивнул казак. — Так майором и остался. Умный, но не угодительный властям слишком. Извели его вконец. У оренбургских казаков, от греха подальше, теперь наш Назар укрывается.

— А кто вам виноват?

— Народ измельчал. Порода вывелась. Видать, всему конец.

— Не конец это, Павло. Только начало. Распадется Русь великая на княжества. Передерутся между собой русские, как сербы с босняками и хорватами. Потом с больной головы протрезвятся, и вновь пойдут казаки дороги торить. Станицы ставить, по рекам к углю и нефти пробиваться, земли свои собирать, как исстари…

Скиф не успел договорить, как громко хлопнул холостой выстрел из «нагана». Кобидзе сдул дымок со ствола и забрался на стол, чтобы привлечь общее внимание.

— Пусть музыка смолкнет, это я, Кобидзе, вам приказываю! Господа!.. Прошу бурную овацию!.. Сегодня у нас проездом из братской Сербии на всемирный конгресс гадалок и прорицателей великий маэстро… «Черная маска»… Па-а-апрашу аплодисменты!..

Скиф зло одернул Кобидзе за штаны, но тот уже понес, закусив удила:

— Сейчас халдейский маг распишет вам настоящее и будущее! Вопросов личного характера прошу не задавать.

В таинственном полумраке мерцающих фонариков немой цветомузыки все с интересом повернулись к Скифу.

— Нэ злись, дарагой, — наклонился к нему Кобидзе. — Все подпили… Давай немного подурачимся.

Тут посыпались вопросы:

— Как там в Сербии?..

— Как в Польше… У кого долларов больше, тот и пан.

— Сколько платили?

— Много… Догоняли и еще добавляли…

— Умеют ли натовцы воевать?

— Натовцы умеют платить тем, кто умеет воевать.

— Ждет ли Россию судьба Сербии?

— Ждет… Если дураки у нас не поумнеют… Снова раздался выстрел Кобидзе.

— Включите свет! Господа, хватит вопросов. Скоро сама жизнь ответит на них. На правах хозяина заведения хочу предупредить, что маэстро — мой боевой товарищ. Он еще до падения Берлинской стены предсказал развал Союза. Не советую с ним пикироваться. При желании он может вышвырнуть отсюда всю возмущенную публику за пять минут, но для этой цели у меня есть вышибалы. Поэтому прошу всех господ монархистов, нацистов и коммунистов выпить за здоровье моего друга. Да здравствует единство!

— Ура-а-а-а! — грянули дружно, со значением. Отыскалось много желающих чокнуться с великим маэстро и даже выпить с ним на брудершафт.

Настойчивей всех был пузатый господин в театральном фраке с мятыми фалдами — постсоветский аристократ, еще не выучившийся сидеть во фраке на простонародном стуле.

— Несказанно рад столь неожиданному знакомству со знаменитым магом. Позвольте с вами чокнуться и скромно отрекомендоваться. Всегда к вашим услугам — предводитель дворянства Юго-Западного округа граф Казимир Нидковский. Моя генеалогическая линия восходит к польским магнатам Радзивиллам.

— Вас ждут великие дела, — сказал Скиф, — пшепрашам,[2]— и повернулся к нему спиной.

— Не обижаюсь, нисколечко не обижаюсь, ибо в холопью советскую эпоху страну отучили от аристократического обхождения.

— Да уйдешь ты, козлятина, отсюда или нет? — взорвался Кобидзе. — Чтоб духом твоим в моем заведении не пахло.

У графа от обиды щеки обвисли, как уши у легавой. Он элегантно раскланялся, отставив правую ножку, и удалился с невыпитой рюмкой в руке.

Настроение пьяной компании менялось быстро. Кто-то из казаков, вытянув из-под стола видавшую виды гармошку, грянул на всю ивановскую «Барыню», и все политические масти разом смешались в буйном, бесшабашном плясе: закружился вприсядку перед нацистом анархист, монархист пошел выламывать коленца перед коммунистом. «Барыню» сменила «Калинка» — засверкали, выписывая замысловатые рисунки, клинки в руках пляшущих казаков, задрожали стекла заведения от гиканья и разбойного свиста.