Люблю Ненавижу Люблю - Светлана Борминская

Я сварила ему кофе...

«Итак, я чувствую, что он зажегся... Однако пока что надо держать дистанцию!» – не скрою, обрадовалась я. Но зря я радовалась! На место Белокурой Мечты назавтра была вызвана секретарь с радиостанции Виола.

Мы с ней поздоровались, и я поняла, что занимаюсь самообманом, потому что пыхтенье в кабинете после работы продолжилось...

«Я сошел с ума?... Зачем я ее погладил по заднице? – спрашивал Рейтель себя целую минуту или две. – Она знает или не знает, что ее мужа сбила моя жена?... Похоже, знает... Или нет? По-моему – на ней нет белья, – вдруг вспомнил он тактильное ощущение горячего тела под тонкой юбкой. – Фу, черт!..»

И, разозлившись, оборвал свои мысли.

Он вышел из кабинета и поехал домой, было три часа дня – неурочное время для его возвращения.

Улица Маринеску... Дом на самом краю Тапы – за высоким забором, с садом и бассейном, и сюрреалистичный пейзаж вокруг – начала жаркого эстонского июля.

– Пошли, Бобби!.. – сказал он псу, лежащему у ворот дома.

Кабысдох поднял ухо...

– Пошли, Бобби!.. – повторил Рейтель и вошел в ворота, оставив свою машину с краю дороги.

– Оцилиндрованное сосновое бревно – для сауны в самый раз, – вели неспешный диалог двое пожилых рабочих на его участке.

Он кивнул, проходя мимо них. Остальных двух из бригады на участке не было. На открытой веранде стояла новая мебель из ротанговой пальмы, он купил ее вчера – решил сделать сюрприз.

Мотороллера дочери у дома не было, значит, Деспина поехала кататься... Он обратил на это внимание, пока вытирал ноги о циновку.

Хрупкая тишина – в кухне едва слышно гремит кастрюлями помощница по хозяйству Марта.

– Хелин, – негромко позвал он, заворачивая к спальне жены.

Закрытая дверь, при этом ощущение – там кто-то есть...

Рейтель толкнул ее рукой, проведя по ней двумя пальцами. Дверь, едва тронувшись, открылась, и он уперся взглядом... в прыщавые мужские ягодицы!.. Спиной к нему – со спущенными брюками – стоял один из строителей, мостивших его веранду... Второй в позе соития находился на кровати... И из-под него торчали нелепо-тонкие ноги жены...

Прерывистое дыхание и скрип пружин... Пржж... пржж... пржжжж... прржжж!..

Рейтель попятился и налетел на зеркало, висящее на стене; обернулся – оно отразило его лицо с трясущимся ртом.

– Кошачье место... – услышал он. – Очень интимное ласкание-е-е-е... аа-аа-аа-аа-аа...

– Что-о-о? – заполошно переспросила жена.

– Холка!..

– Что я – лошадь?...

– Да нет!..

Возбужденный смех всех троих из-за двери...

Рейтель поднял кулак и опустил его на свой рот в зеркале.

«Такие моменты не украшают семейную жизнь!» – думал Рейтель, через полминуты отъезжая от дома, – из порезанной ладони на кожаный руль медленно капала на кровь.

Через час он вернется и рассчитает всех четверых строителей... «Недостроенная веранда не имеет никакого значения», – скажет он Хелин. Строители, переглядываясь, сядут в старый «гольф» и уедут, а Хелин заявит:

– Как хочешь, а разве что-нибудь случилось?... Кстати, у нас зеркало разбилось, упало, наверное. Ты видел, Валду?...

Рейтель посмотрит на осколки стекла в углу за дверью и кивнет.

«В мире достаточно плохого, и не надо добавлять в эту кучу еще и собственную жизнь», – вдруг захочется с чувством уязвленного самолюбия сказать ему жене.

А вот заорать: «Ты – шлюха!.. Ты изменила мне!.. Я убью тебя!!!» – ему отчего-то не пришло в голову.

И он думал об этом.

«Как все запущено... – перед ужином, глядя в окно на недостроенную зимнюю веранду, размышлял Рейтель. – Как все...»

Сандрин сидела на полу и рассматривала фотографии. На полу лежал старый портфель, из которого она горстями доставала снимки, жадно выхватывая счастливые глаза мужа и сына на фотобумаге.

В комнате было темно, шевелились от ветра занавески...

«С того самого года, как умер Игорь, у меня рот плотно сжат на фотографиях», – неожиданно разглядела она неприятную особенность своих черно-белых снимков.

«Тут я в детстве... Тут я вышла замуж... А тут мы на Новой Земле».

И ни одной фотографии бабушки, словно ее никогда и не было... Сандрин долго искала и наконец нашла единственную пожелтевшую карточку с поломанными краями.

«Я вспоминаю свои тогдашние ощущения... К сожалению, я только сейчас стала немножко разбираться в людях», – убирая фотографии, грустно подумала она.

Вчера пани Остальская пришла за котом. Соседи, по ее словам, наконец уехали отдыхать, забрав с собой к морю любвеобильного шпица.

– Я скучаю, – обвела глазами полупустую комнату Анна Рудольфовна и, взглянув на крюк, на котором висела люстра, поежилась. – И не страшно тебе здесь?...

Сандрин пожала плечами – за стеной слышалась негромкая музыка и в комнате, несмотря на пустоту, было почти уютно.

– Вот я рождена в богатстве, очень счастливо вышла замуж, а осталась одна. – Анна Рудольфовна взяла кота за лапу и потянула, тот отмахнулся и зашипел.

И снова Анна Рудольфовна перевела разговор на Рейтеля:

– Он удачно женился. – Пани подняла палец и щелкнула им кота по носу. – Он думал, что удачно, да не тут-то было...

Сандрин промолчала.

– У меня была дочь, так он не женился на ней, Сашка, – вдруг сказала пани Остальская и, вытащив кошачий ошейник, проворно надела его коту через голову; тот вздрогнул, но даже не успел мяукнуть. – У дочки жизнь не сложилась. Нет уже ее, – пани Остальская махнула рукой и сморщилась. – Ведь Деспина могла бы быть моей внучкой... Гадала? – кивнула она на карты на столе.

Сандрин покачала головой.

– Пожалуй, из всех гаданий больше всего у меня сбывались гадания на ромашках, – проворчала Остальская, перебирая в руках затертые карты с обтрепанными краешками. – Ромашки не врут, в отличие от карт, – убежденно заявила она. – Вот у меня сбылась любовь с пожилым королем!

– У вас?...

– Да, это был мой муж, – пани Остальская отодвинула от себя чужие карты. – Как у тебя дела?... Холерный вибрион пригодился?

– Секретарша с радиостанции – его любовница. – Сандрин проигнорировала вопрос про холерный вибрион. – Он уединяется с ней в кабинете.

– Так поссорь их! – Пани Остальская фыркнула.

– Я его уже поссорила с одной, теперь у него другая, – пожаловалась Сандрин.

– Ну и что?... Поссорь и с этой и попроси прощения у самой себя, ведь что бы ни случилось – не стоит горевать!.. Ты забыла о себе, Саша, знай: мертвое мертвым, а живое – живым!