Призраки дома на холме. Мы живем в замке - Ширли Джексон

– Вы обо мне говорите? – спросила она через плечо.

Через минуту Люк ответил вежливо:

– Схватка добра и зла за душу Нелл. Мне, наверное, придется взять на себя роль Бога.

– Но конечно, доверять нельзя ни тебе, ни мне, – весело подхватила Теодора.

– Мне так уж точно, – отозвался Люк.

– И вообще, Нелл, – сказала Теодора, – мы вовсе не о тебе говорили. Детский сад какой-то, – полусердито заметила она Люку.

Я так долго ждала, думала Элинор, я наконец-то заработала свое счастье. Она вышла на вершину холма и посмотрела вниз на тонкую цепочку деревьев, сквозь которую им предстояло пройти, чтобы попасть к ручью. Как красиво они выглядят на фоне неба, такие прямые и свободные. Люк не прав, тут вовсе не все мягкое: вот деревья жесткие, как все деревья. Они по-прежнему говорят обо мне, о том, как я приехала в Хилл-хаус и нашла Теодору, а теперь не хочу ее отпускать. За спиной по-прежнему были слышны их голоса, в которых прорывались то резкие нотки, то издевка, то приятельский смех, и Элинор шла как в полусне, понимая, что они идут следом: через минуту после того, как она ступила в высокую траву, та же трава зашуршала под их ногами, и перепуганный кузнечик с шумом скакнул в сторону.

Я смогу помогать ей в магазинчике, думала Элинор; она любит красивые вещицы, мы будем выискивать их вместе. Отправимся куда захотим, хоть на край света, и вернемся, когда захочется. Он рассказывает, что узнал обо мне, объясняет, что в меня нелегко заглянуть, я окружена стеной олеандров, а Тео смеется, потому что я больше не буду одинока. Они такие похожие и оба добрые, я и не рассчитывала получить столько, сколько они мне дали; я очень правильно сделала, что приехала сюда, потому что все пути ведут к свиданью.

Она вступила под жесткие ветви деревьев, радуясь прохладе после жаркого солнца. Дальше надо было идти осторожнее, потому что тропка шла под уклон и на ней попадались камни и корни. Разговор сзади то ускорялся, то замедлялся, перемежаясь смехом. Я не буду оглядываться, блаженно думала Элинор, чтобы не выдать своих мыслей. Мы поговорим об этом как-нибудь на досуге, Тео и я. Какое странное у меня чувство, думала она, выходя из-под деревьев на последний крутой отрезок тропы перед ручьем, бурное удивление и тихая радость, все вместе; я не стану оглядываться, пока не дойду до того места, где она в день приезда чуть не упала; я напомню ей про золотых рыбок в воде и про наш пикник.

Элинор села на узком зеленом бережку и притянула колени к подбородку; я не забуду этих мгновений моей жизни, пообещала она себе, вслушиваясь в приближающиеся шаги и голоса друзей. «Давайте сюда! – позвала она, оборачиваясь к Теодоре, – я…» – и умолкла. На склоне никого не было, только отчетливо слышались шаги и тихий издевательский смех.

– Кто?.. – прошептала она, вскакивая. – Кто?..

Она видела, как приминается трава под незримыми ногами, как отпрыгнул в сторону еще один кузнечик и покатился камешек. Шаги звучали очень отчетливо; Элинор вжалась спиной в обрыв и услышала смех совсем близко; «Элинор, Элинор», – раздался у нее в голове и снаружи зов, которого она ждала всю жизнь. Шаги смолкли. Воздух – плотный, почти твердый – налетел порывом и удержал, когда она зашаталась. «Элинор, Элинор, – звучало сквозь шум ветра в ушах, – Элинор, Элинор», – и вновь ее обхватило надежно и прочно. И ничуть не холодно, подумала она, ничуть не холодно; а в следующий миг закрыла глаза, привалилась спиной к обрыву и сказала беззвучно: «Не выпускай меня» – и затем: «Останься», потому что державшее ее плотное отхлынуло, растворилось. «Элинор, Элинор», – в последний раз услышала она и поняла, что стоит у ручья, дрожа, как будто солнце скрылось за тучу, и удивленно смотрит на шаги, удаляющиеся сперва по воде, где от них легкими кругами разбегались волны, потом – медленно, любовно – по траве противоположного склона к вершине холма.

Вернись, почти крикнула она, дрожа мелкой дрожью, и тут же опрометью бросилась в гору, крича на бегу: «Тео! Люк!»

Она нашла их в рощице. Они стояли, привалившись к стволам, и о чем-то со смехом беседовали. Когда она подбежала, они обернулись и вздрогнули, а Теодора спросила почти со злостью:

– Теперь-то чего тебе нужно?

– Я ждала вас у ручья…

– Мы решили постоять в холодке, – ответила Теодора. – Мы тебе кричали. Думали, ты слышала. Правда, Люк?

– Конечно, – смущенно проговорил Люк. – Мы думали, ты нас слышала.

– И вообще, – сказала Теодора, – мы уже собрались за тобой идти. Верно?

– Верно, – улыбнулся Люк. – Конечно, уже собрались.

– Подземные воды, – сказал доктор, размахивая вилкой.

– Чепуха. Неужто миссис Дадли одна все это готовит? Спаржа более чем приемлема. Артур, пусть молодой человек положит вам спаржи.

– Дорогая. – Доктор с нежностью взглянул на жену. – Мы тут завели обыкновение отдыхать после ланча, и если ты…

– Нет, конечно. Мне слишком много всего надо успеть. Поговорить с твоей кухаркой, проследить, чтобы мою комнату проветрили, подготовить планшет к вечернему сеансу. Артуру надо почистить револьвер.

– Признак настоящего солдата, – сказал Артур. – Оружие всегда в порядке.

– Ты и молодежь, конечно, можете идти отдыхать. Возможно, ты не ощущаешь, как я, настоятельную потребность помочь несчастным душам, которые по-прежнему бродят здесь, не обретая упокоения; ты находишь глупым мое сочувствие к ним, может быть, тебе даже смешно, когда я роняю слезу о несчастной одинокой душе, оставшейся без помощи и поддержки. Чистая любовь…

– Крокет? – поспешно спросил Люк. – Может, сыграем в крокет? – Он с энтузиазмом обвел взглядом собравшихся. – Бадминтон? Крокет?

– Подземные воды? – подсказала Теодора.

– Не люблю я этих затейливых соусов, – твердо заявил Артур. – Так всегда и говорю парням, что это – признак шалопута. – Он задумчиво взглянул на Люка. – Признак шалопута. Затейливые соуса, женская обслуга. Мои парни все сами делают. Признак мужчины, – сообщил он Теодоре.

– А чему еще вы их учите? – вежливо спросила та.

– Учу? В смысле, учат ли мои парни еще что-нибудь? Алгебру, там, латынь? Конечно. – Артур с довольным видом откинулся на стуле. – У меня на это учителя есть, я до такого не касаюсь.

– А много у вас учеников? – Теодора подалась вперед, учтивая, заинтересованная, развлекающая гостя светской беседой. Артур так и сиял; миссис Монтегю хмурилась и нетерпеливо постукивала пальцами.

– Сколько? Сколько… У нас отличная теннисная команда. – Он широко улыбнулся Теодоре. – Абсолютно первостатейная, так сказать. Не считая хлюпиков?

– Не считая хлюпиков, – кивнула Теодора.

– Теннис. Гольф. Бейсбол. Атлетика. Крикет. Небось не думали, что мы играем в крикет? Еще плавание и волейбол. Некоторые на все ходят, правда, – озабоченно добавил он. – Универсалы. Может, человек семьдесят набежит.