Пока Земля спит - Алексей Евтушенко

А ведь она права, возразить нечего. Никотин – это наркотик. Следовательно, курящий человек – наркоман. Можно сколько угодно говорить о том, что наркотик этот лёгкий, что сознание он не меняет и прочее бла-бла-бла, однако факт остаётся фактом: попробуйте, если вы курите, бросить и сразу всё осознаете.

– Есть маленько, – криво ухмыльнулся я. – Но это не страшно. И вообще табакокурение у нас, на Земле, не считается наркоманией. К тому же у меня масса положительных качеств. В противовес, так сказать.

– Каких, например?

– Ну… я добрый. И смелый. Временами. Надёжный товарищ, на которого можно во всём положиться. Это так, первое, что приходит в голову.

– А главное – хвастливый, – усмехнулась Эйша. – Как и большинство мужчин, кстати. И почему это, интересно?

– Что именно?

– Почему вы, мужчины, так любите хвастаться?

– Как же иначе? – удивился я. – Нам ведь нужно, чтобы вы, женщины, обратили на нас внимание. Хвастовство – самый простой и быстрый способ этого добиться. Но вообще-то не все мужчины любят хвастаться. Просто… впрочем, это долгий разговор, а нам нужно идти, – я в три затяжки докурил сигарету, загасил её о ствол дерева, сунул окурок в пачку (брошенный окурок – отличная метка для умелого преследователя) и поднялся. – Далеко нам ещё?

– Не очень.

Оказалось и впрямь не очень – прошёл час с минутами, когда по-прежнему шедшая впереди Эйша остановилась и сообщила:

– Это здесь.

Я огляделся, не понимая, что именно она имеет в виду. Ручей давно свернул в сторону, последние пару километров мы шли посуху и теперь находились на длинном, пологом, сплошь заросшем лесом склоне холма.

Склон на первый взгляд как склон, ничего особенного… Стоп. А это что за камни? Мох на них сплошняком, кустами мелкими обросли со всех сторон, деревца даже вон кое-где корни в трещинах пустили. Но, ежели приглядеться, видно, что это не простые валуны или обломки скал, не сами по себе они тут валяются. Такое впечатление, что были они когда-то неким сооружением, которое или само, под тяжестью прожитых лет, развалилось и утратило своё функциональное, конструктивное, а возможно, и эстетическое значение или же было специально порушено людьми.

– Нам сюда, – говорит Эйша.

Да, если не знать, черта c два заметишь. А всего-то – продраться сквозь колючие кусты, отодвинуть в сторону несколько веток, пригнуться, и вот он перед тобой – лаз, ведущий между камнями в темноту. Довольно широкий, между прочим, и Карба пролезет, если постарается.

– За мной. Голову береги.

Эйша становится на четвереньки (надо бы отвести глаза от этого волнительного зрелища, но я не в силах) и ползёт внутрь.

– Не отставай, – бросаю я роботу и следую за ней.

Ползти нам приходится не слишком долго, по моим расчётам метров десять, и вот уже впереди брезжит тусклый свет, ещё пара метров, и я слышу рядом голос Эйши:

– Поднимайся, здесь можно. Только аккуратно.

Осторожно встаю с четверенек, делаю шаг в сторону, давая дорогу следующему за мной роботу, и оглядываюсь в зеленоватой полутьме.

Свет проникает сюда через щели между беспорядочно наваленными камнями. А слабый и зеленоватый он потому, что сначала ему надо ещё через многочисленные листья кустов и деревьев просочиться. Что-то мне это всё сильно напоминает, но вот что именно, никак не соображу. Расколотая и косо нависшая над головой мощная плита перекрытия. Если же вот эту груду камней сложить обратно, то, очень может быть, получится стена. А это что за щель, сплошь заросшая снаружи кустами? Человек в неё точно не пролезет. А вот если напротив установить пулемёт или плазмотрон…

Неожиданно я понял, на что это похоже. Мой родной город, расположенный на реке Бобровой, во время Великой Отечественной войны несколько раз переходил из рук в руки. Бои там шли серьёзные. И река вместе со своими берегами служила естественной преградой для наступающих и, соответственно, дополнительной защитой для обороняющихся. А так как обороняющимися в той войне были в разное время и советские войска, и вермахт, то они и понастроили по берегам Бобровой дотов. То бишь долговременных огневых точек. Некоторые из них – и разбитые, и относительно целые – до сих пор сохранились. В детстве мы, пацаны, любили по ним лазать, пытаясь раскрыть некую страшную и заманчивую тайну, которую, как нам казалось, хранят эти бетонные монстры. Некогда смертельно-опасные для наступающей пехоты, а ныне бессильно грозящие окружающему миру пустыми глазницами амбразур.

Ничто так не будит юное воображение, как тщательное исследование старых крепостей, замков и укрепрайонов. Пусть даже и многократно ощупанных, раскопанных и буквально обнюханных поколениями мальчишек до тебя. А уж если удаётся найти проржавевший насквозь наконечник стрелы или гильзу от винтовки, то счастью пацанячьему нет предела.

Где-то после тринадцати лет интерес к военным развалинам начинает ослабевать и к двадцати рассасывается почти на нет (особенно у тех, кто проходит службу в армии). Но именно, что почти. Огонёк прежней романтической тяги к заброшенным капонирам, редутам, казематам и прочим фортификационным сооружениям продолжает тлеть в сердце всякого настоящего мужчины и после двадцати пяти, а то и тридцати лет. Ну, может, и не всякого, но в моём – точно продолжает. Или продолжал до недавнего времени.

– Такое впечатление, что здесь когда-то воевали, – говорю я Эйше.

– Правильное впечатление, – отвечает она, направляясь в дальний угол и опускаясь там на колени. – Воевали и ещё как. Где-то здесь было… Ага, вот она. Иди сюда, Дементий, помоги мне.

Так и есть – люк в полу.

Берусь за металлическую ручку, поднимаю, откидываю. Скрип и скрежет. Да, петли тут давненько не смазывали. Металлическая на вид лестница. Внизу – кромешная тьма. Ни хрена не видать дальше четвёртой ступеньки.

– Карба, – командует Эйша. – Спускайся первым и посвети мне. А то я не догадалась прихватить с собой фонарик. Как и многое другое.

– Дементий, ты подтверждаешь приказ? – спрашивает у меня робот.

– Делай, как говорят, – киваю. – И не выделывайся. Эйша – племянница гваро Эльгожо, полноправный член клана Ружебо и мой друг.

– Я знаю, кто такая Эйша, но мой непосредственный хозяин ты, – бурчит робот, однако послушно лезет в подполье, а я, в свою очередь, спрашиваю у Эйши:

– Детское убежище?

Сам не знаю, почему я так спросил. Само вырвалось. Но впечатление на девушку произвело.

– Ты что, землянин, не только сны чудесные видишь, но и мысли, что ли, читать умеешь?

– Не переживай. Мысли читать не умею. Как мне не так давно объясняли, этого никто во Вселенной не умеет. Просто внезапно догадался. Озарение. А откуда ты знаешь, какие я вижу сны?

– Э…

– Я внизу, – сообщил Карба и помигал фонарём. – Спускайтесь.