Галльские ведьмы - Пол Андерсон

— Как вам известно, это невозможно, — сказал Оратор бога Тараниса. — Помолимся.

Руфиний тихо приблизился к Грациллонию. Не переставая улыбаться, он пробормотал:

— Прости, центурион. Я думаю, ты достойный противник. Но тебе следовало все рассказать мне еще в ту ночь, в твоей палатке.

Они преклонили колени у королевского дуба. Сорен освятил их святой водой и помолился Богу-отцу. Над ними низко пролетел ворон.

— Мы начнем сами, — без всякого выражения произнес Грациллоний.

Руфиний кивнул:

— Они мне все объяснили.

Мужчины рука об руку направились к поляне, скрытую от посторонних глаз кустарником, туда, где Грациллоний убил Орнака и Колконора. Странно было видеть под ногами мокрые от дождя листья, а не насквозь пропитанную кровью землю.

Веселое настроение не притупило его осторожности. Однако Руфиний не делал попытки напасть, а просто выставил копье и вздохнул:

— Это плохо. Очень плохо.

— Что заставило тебя сюда прийти? — удивился Грациллоний.

Руфиний засмеялся лающим смехом.

— Я бы хотел ответить, что это из-за негодника бога, но это была всего лишь судьба, мне казалось, что однажды, в лунную полночь, Цернун исполнит для меня свой танец… Что ж, — продолжал он ровным голосом, — твои парни задали нашей братии жару. И речь не только о погибших и раненых. Ты подорвал наш дух, и мы, избежавшие проклятия, питались больше кореньями и полевыми мышами, чем воровством и, хм, подношениями. Моя репутация правителя оказалась под угрозой, не только в переносном, но и в прямом смысле. Мало-помалу я сплотил ребят, мы набрали новых, и до последнего времени я сколачивал новую банду. Что за этим последовало бы дальше — ты понимаешь, что я имею в виду, — за этим последовало бы кровопролитие.

Этим летом мы получили новость — снова началась гражданская война, и император направил армию на юг. Я вспомнил Сикория. Помнишь его? Мой хозяин-землевладелец, который обесчестил мою сестру, и она умерла в родах, — его лицо вспыхнуло от ярости, голос задрожал, но он быстро успокоился. — Мы готовились отомстить Сикорию. Развязка наступила, когда однажды ночью мы подошли и постучали в самый богатый в Маэдреку медом. Женщин, детей, безобидных рабов мы не тронули и отпустили на свободу; я сказал своим ребятам, что если кто-нибудь к ним прикоснется, будет иметь дело с моим ножом. Мы заперли надсмотрщиков и Сикория и подожгли дом. Конечно, все добро сгорело, но на следующий день мы выгребли из пепла огромное количество золота и серебра.

Руфиний снова вздохнул, пожал плечами и закончил свой рассказ:

— Я ошибся. Я решил, что император будет слишком занят своими бедами, чтобы разбираться с убийством Сикория. В последние гражданские войны так и было. Но оказалось, император Максим потребовал немедленно доставить к нему его врагов. Римлянина, или правителя Арморикского, — кажется, так его называют? И меня. Мне показалось, что он решил пощадить свое войско, чтобы отыграться на нас. Больше месяца они прочесывали леса. Многие из моих храбрецов умерли, остальные разбежались. Я вспомнил о центурионе, который рассказывал мне о прекрасном Исе, и решил, что мне нечего терять. Поэтому я здесь, Грациллоний.

Ветер завывал так, что казалось, стонет Лес. Грациллоний медленно проговорил:

— Ты слишком поздно вспомнил обо мне. Как я смогу тебе помочь после всего, что ты сделал?

— В Маэдрекуме? Разве я не имел права вернуть душе Иты покой? Да и всем душам, которых Сикорий лишил жизни? Разве Рим не из своих врагов подбирал друзей, наподобие бриттов или галлов? Я смогу хорошо тебе послужить, король. Я неплохой человек. И… Моя родная Багаудия, возможно, погибла, но я знаю много других мест — в долинах и за горами. Преступники… Но они могут стать лазутчиками, посланниками, воинами короля, который проявил к ним хоть чуточку милосердия.

Грациллоний понял, что ему не следует его слушать.

— Попробуй проявить милосердие, если сможешь меня победить, — сказал он. — Но помни, что Рим — наша мать. И будь великодушен к девяти королевам и… и их детям.

Впервые за это время он почувствовал, что совершенно спокоен. Почти такое же умиротворение он испытал на рассвете, после того как они с Бодилис любили друг друга. Бродяга копьем начертил в воздухе знак.

— Обещаю, — тихо сказал он.

Затем он подошел к нему бесшумной кошачьей походкой и спросил:

— А следует ли нам это делать, друг?

— Мы должны, — ответил Грациллоний.

Они очертили на поляне круг. Ветер усилился; на качающихся суках деревьев хрипло каркали вороны, падали мокрые листья. Руфиний несколько раз поднял и опустил щит, приготовившись бросить дротик. Грациллоний закрылся своим большим римским щитом и искоса взглянул поверх его, держа в правой руке меч.

Их взгляды встретились. Человек всегда испытывает странное чувство, глядя в глаза врага, совсем другое, чем когда смотришь в глаза женщины после близости.

Они стали осторожно сходиться, выискивая слабые места противника. Галл делал пробные выпады копьем. Грациллоний оставался невозмутим. Ветер еще больше усилился.

Руфиний сделал резкий выпад, в мгновение ока выхватил из ножен меч и бросился в атаку.

Железный наконечник копья должен был погрузиться в щит противника и застрять там. Грациллоний был к этому готов. Он отбил копье мечом. Оно выместило злобу, воткнувшись в гнилое дерево. Руфиний подскочил к Грациллонию и с грохотом обрушил на него галльский меч. Грациллоний закрылся щитом, отразил удар и пустил в ход свое оружие. Руфиний отшатнулся. Из бедра потекла кровь.

Грациллоний знал, что должен его прикончить. Но пусть это произойдет быстро. Так будет милосерднее.

Руфиний криво ухмыльнулся и приготовился к новой атаке. Двое мужчин, преступник и центурион, сошлись в равной борьбе. Это была не схватка двух римлян, а победа римской армии над галлами. Рана Руфиния была глубокой, но не смертельной, и хотя он преуспел в грабежах и разбоях, но не был обучен науке убивать.

Грациллоний отражал его атаки и наносил ему все новые раны. Раза два-три ему пришлось защищаться, но полученные раны были лишь легкими царапинами.

Развязка наступила неожиданно. Грациллоний оттеснил Руфиния к зарослям и отрезал ему путь к отступлению. Руфиний отбивался. Но к тому времени он едва мог держать длинный меч. Сквозь завывания ветра Грациллоний слышал частое дыхание Руфиния, истекающего кровью. Щит Грациллония отразил еще один удар. Коротким толстым клинком он выбил оружие их рук противника.

Руфиний на секунду растерялся, а потом со смехом прокричал:

— Молодец, солдат! — покачиваясь, он протянул к нему руки. — Иди, чего ты ждешь? Вот же я.

Грациллоний не мог сдвинуться с места.

— Иди, иди, — словно в бреду повторял Руфиний. — Я готов. Если б я мог, я сделал это за тебя.