Серебряный лебедь - Амо Джонс

— Только то, что рассказала мне Татум. А это не так много.

Он делает паузу, ожидая, пока я продолжу.

— И что именно?

Мои глаза сужаются.

— Это буквально не так много, потому что я даже не могу вспомнить, что она сказала. Честно? Та маленькая гонка, что у тебя была, рассказала мне больше, чем могла бы рассказать Татум.

— И что это должно означать? — рявкает Нейт, скривив губы.

Я хихикаю. Гребаное хихиканье. Я могла бы дать себе пощечину, но это усилило эффект моего сарказма.

— Нейт, значит, вы все отправляетесь на небольшие гонки? Большое вау, мне на самом деле все равно. — Мои глаза расширяются в конце предложения.

Бишоп изучает меня, а затем медленно, но верно, его ухмылка превращается в полную клоунскую улыбку, демонстрируя жемчужно-белые зубы и ямочки на щеках. Но его глаза? Да, его глаза не улыбаются. Они темные, оттененные ненавистью, в них поселился гнев. Именно в этот момент я понимаю, что, возможно, я ошибаюсь. Мое лицо медленно опускается, что только заставляет Нейта начать ухмыляться.

— О, как мило, Китти. — Он подносит руку к моему платью, над грудью, и щелкает ножом, медленно разрезая его спереди. Теперь мое облегающее платье без бретелек имеет неровный разрез спереди, мой ярко-желтый кружевной бюстгальтер выставлен на всеобщее обозрение, но, к счастью, поскольку он облегающий, то не спадает с меня.

— Какого хрена? — кричу я ему. — Я ответила на твой вопрос. Это не входило в правила!

Бишоп улыбается.

— Я устанавливаю правила. Кто-нибудь еще говорил с тобой о нас? — спрашивает он.

— Что? — Теперь я просто покончила с этим, меня тошнит от этих игр и всего того дерьма, в которое они меня втягивают. Уже второй раз они затевают со мной какую-то хреновую игру в кошки-мышки, и с каждой минутой мое терпение истощается. — Никто ничего не говорил! Я не знаю, кто вы, бл*дь, такие, за что вы выступаете или не выступаете, и мне все равно! А теперь... — Я бросаю взгляд на Бишопа. — Дай. Мне. Уйти.

Он делает паузу, внимательно изучая меня.

— А если я, бл*дь, тебе не верю?

— Тогда твой детектор лжи — дерьмо. — Я стою на своем со своего шаткого положения.

Нейт подмигивает мне, а затем идет к Хантеру и Брэнтли, которые стоят у толстого дерева. Бишоп не двигается, его руки все еще крепко сжимают мои бедра.

— Ты трахаешься с ним?

Я хмурюсь.

— Что?

— Ты меня слышала. Отвечай на вопрос, — рычит он, снова прижимаясь ко мне.

— Подожди секунду. Вы, ребята, преследуете меня, гоняетесь за мной по лесу, пугаете меня до усрачки, связываете меня и разрезаете мое гребаное платье, а теперь ты спрашиваешь, трахалась ли я с Нейтом, как будто тебе не все равно?

— Я не говорил, что мне есть до этого дело, — Бишоп ухмыляется. Он приникает губами к моему уху, его рука проходит по бокам моих ребер. Бишоп сжимает грубо, слишком грубо. Достаточно жестко, чтобы оставить синяк. — Мне просто нужно знать, выиграл я пари или нет, — резко шипит он.

Я откидываю голову назад, сдерживая слезы. Конечно. Конечно, для этих парней это гребаная игра. Я такая долбаная идиотка.

— Ты проиграл! — Нейт смеется, возвращаясь. Он подходит к нам, наклоняет голову, глядя на меня, прежде чем резко говорит: — Она не открыла свою дырку для меня.

— Пошел ты, Нейт. Идите вы оба к черту.

Бишоп мгновенно отпускает меня, и я падаю на землю, грязь и листья цепляются за мои бедра и задницу. Бишоп наклоняется и перерезает кабельные стяжки посередине, освобождая мои запястья. Я растираю их, глядя на него снизу вверх.

— Я ненавижу тебя, — рычу я.

Он усмехается.

— И я все еще хочу трахнуть тебя, так, что мы что-нибудь придумаем.

Я захлопываю рот, поднимаясь на ноги. Бишоп стоит в дюйме от меня.

— Ни за что на свете ты больше не прикоснешься ко мне. — Я свирепо смотрю на него.

Он делает шаг вперед, прижимая меня к стволу.

— Отлично. Теперь попробуй еще раз, но на этот раз, — его руки прижимаются к дереву, заключая меня в клетку, — скажи это так, как будто ты это серьезно. — Затем наклоняется, втягивая мою нижнюю губу в рот.

Я борюсь со стоном от того, каково это — снова ощущать его рот на себе, и ничего не могу с собой поделать. Я чертовски ненавижу себя за то, что парню так легко, но он не должен знать, насколько хорошо мое тело реагирует на него.

Бишоп ухмыляется мне в рот, медленно отстраняясь, пока моя губа не отрывается от его. Затем неторопливо облизывает мой подбородок.

— Хочешь снова мне солгать?

— Я ненавижу тебя.

— Да, я знаю, но мы так хорошо трахаемся вместе.

— Бишоп! — кричит Кэш позади нас. — Отдай девчонке свою гребаную толстовку, чтобы мы могли вернуться в лагерь.

Бишоп ухмыляется, расстегивая толстовку, обнажая белую майку, которая светится в лунном свете. Он бросает ее мне, и я ловлю ее, просовывая руки в тепло и борясь с желанием понюхать воротник, где его сладкий, древесный одеколон сильнее всего. Между чистым мылом и мужественностью.

Нахмурившись, Нейт подходит к нам и берет меня за руку, но я отхожу от него.

— Пошел на хер. Я никуда за тобой не пойду.

Нейт пожимает плечами.

— Меня это устраивает.

Мудак.

Бишоп хихикает, но я поворачиваюсь, направляясь бог знает куда в лесу.

— О, и мне нужен мой пистолет обратно! — кричу я через плечо.

— Куда ты идешь, Китти? — спрашивает Нейт, когда они все следуют за мной.

— Ну, в лагерь, конечно.

— А откуда ты знаешь, что это в той стороне? — спрашивает Бишоп, его голос, позади меня.

— Потому что я просто знаю.

Мы добираемся до лагеря, и как только в поле зрения появляется костер, я расслабляюсь. Он находится посередине, и по всей территории разбросано около семи палаток, но достаточно далеко друг от друга, чтобы не знать, что происходит в той, что напротив вас.

— Мэди! — кричит Картер с бревна у костра. Он подбегает ко мне, и я вижу, как его взгляд скользит через мое плечо к парням позади меня, без сомнения, сотня вопросов кипит в его разуме. Сотня вопросов, на которые я не обязана ему отвечать. — Эй, у тебя получилось.

Я улыбаюсь.

— Именно.

Бишоп хмыкает у меня за спиной, и Нейт уходит, выхватывая бутылку виски у кого-то, кто уже потерял сознание. Картер оглядывает меня, его глаза стеклянные и ленивые. Очевидно, он пьян, и, очевидно, я ревную. Еще не совсем полночь, а мне нужно выпить.

— Давай я покажу тебе, где твоя палатка.