Глубина - Алма Катсу

– Вы женились, потому что любите ее, – продолжил он, становясь смелее вместе с тем, как внутри разгорался жар. – Вы ее выбрали, и теперь вы принадлежите друг другу. Назад не повернуть, как бы тяжело… Как бы плохо все ни складывалось.

– В ваших устах звучит как наказание, – пробормотал Марк в стакан.

Дай рассмеялся, удивляясь самому себе. Засмеялся и Флетчер.

– Так оно и есть, Марк Флетчер. Так оно и есть… Иногда. Но еще это и самый таинственный, самый удивительный опыт в жизни мужчины.

Дай отмахнулся от бармена, подошедшего обновить напиток, и решил, что не сможет… маркировать Марка как цель. Пришедшая на ум шутка вызывала очередной приступ веселья.

Марк наконец улыбнулся – и Дай увидел, что он очень красив, когда хотел это показать. И ему все давалось легко, пусть он этого будто не замечал. Жениться на прекрасной женщине, которая родила ему очаровательного здорового ребенка. Он последовал зову сердца и попал прямо в рай. Если кому-то и светит счастье, думал Дай, то таким, как Марк.

Резкий стук в дверь пробудил Энни ото сна, плотного и воздушного, полного дождя и искажений памяти. Изумрудные поля клевера, взрезанные городскими улицами; океан, бьющий о скалы Баллинтоя; океан, скалящий белые клыки, простирающий белые руки; зов океана, плач, голоса, заключенные в его ловушку…

Энни моргнула и потерла глаза. Вряд ли она проспала долго; она будто и вовсе только что стянула форму и забралась на узкую койку. Собственное тело в ночной рубашке казалось маленьким и голым. В темноте, на другом конце комнаты, застонала Вайолет. Кто бы ни стоял за дверью, он разбудил их обеих.

Она открыла и увидела Александра Литтлджона, помощника старшего стюарда Латимера. Он отвечал за ночную смену и следил за небольшой командой, которая готовила корабль к новому дню: они поправляли шезлонги, полировали поручни, пополняли запасы, опорожняли пепельницы и плевательницы. Литтлджон стискивал шляпу: необходимость постучать в каюту стюардесс посреди ночи явно заставила его понервничать.

– Простите, что разбудил, мисс Хеббли, однако вас вызывают.

Энни и Вайолет переглянулись: пассажиры крайне редко требовали обслуживания после определенного часа, да и в таком случае скорее отвечал кто-нибудь из команды мистера Литтлджона.

– Какая каюта? – спросила Энни, потянувшись за туфлями.

– Это миссис Астор.

Совсем не ее каюта. Литтлджон, верно, ошибся.

– Тогда вам нужна Вайолет.

Литтлджон вздохнул.

– Я это понимаю, мисс Хеббли, но зачем бы тогда я сюда спустился? Миссис Астор запросила лично вас. Вы знаете, что они друзья Исмея? – Он имел в виду Джозефа Брюса Исмея, председателя компании «Уайт Стар Лайн», тоже находившегося на борту первого рейса «Титаника». – Что миссис Астор хочет, то миссис Астор и получит.

Энни поспешила по коридору в одной ночной рубашке и легкой накидке. Ночью на корабле было очень темно, перед глазами то появлялись, то исчезали мерцающие огни ламп. Ее подгоняла тревога. В прошлый раз Энни вызывали на помощь Асторам в ночь смерти их маленького слуги.

Она потянулась к броши, но вспомнила, что та осталась в кармане передника. Без нее Энни почему-то чувствовала себя неприкаянной.

Зачем Мадлен Астор вдруг понадобилось вызывать Энни? А еще выражение лица Вайолет… Та явно заподозрила, что Энни пытается переманить ее пассажиров, надеясь получить щедрые чаевые в конце путешествия. И не важно, что Энни клялась, что все не так и что она едва знает Мадлен Астор. Она не могла стереть с лица Вайолет обиду.

Когда Энни вошла, миссис Астор уже была одета в отороченное мехом пальто. На плечах шаль, туфли застегнуты, из-под рукавов выглядывали кружевные манжеты ночной рубашки. В остальном каюта выглядела совершенно нормально для этого часа, там царили темнота и тишина; ее муж и их эрдельтерьер, Китти, наверняка крепко спали в соседней комнате.

– У меня бессонница, – Мадлен Астор указала на свой живот, в котором носила ребенка, хотя под тяжелым, похожим на палатку пальто нельзя было сказать наверняка. – Мне нужно прогуляться, и я хочу, чтобы вы меня сопровождали.

«Почему я? – хотела спросить Энни. – Почему не прислуга, муж или хотя бы Вайолет?» Происходило что-то странное, даже очень. И еще более странным было то, какими отсутствующими казались глаза Мадлен, словно та ходит во сне… Что напомнило Энни о том, как она сама ходила во сне буквально прошлой ночью… Что, в свою очередь, вызвало вспышку беспокойства, не сон ли это. Может, все не взаправду?

Реальным происходящее уж точно не казалось. В это время ночи, когда темные сны все еще цеплялись за мысли, Энни была готова поклясться, что ощущала покачивание корабля под ногами куда острее – она чувствовала, что он проплывает над безмерными морскими глубинами в гордыне прогресса, человеческой изобретательности. Энни не находила разумных причин, по которым такой огромный корабль вообще способен плыть. Она ничего не смыслила в физике и не понимала, как такое возможно.

Но такова современная жизнь, она полна невозможностей… Энни вздрогнула. А если все возможно, тогда и дух способен преследовать живого, и разум способен поддаться безумию в любой момент. Все это может быть правдой – или ничего.

Ладонь Мэдди легко, но твердо лежала на руке Энни, и та не могла не почувствовать, что они не просто беззаботно прогуливаются по коридорам.

Неужели Мэдди ее куда-то ведет?

– Вас беспокоит что-то конкретное? – спросила Энни.

Она пыталась успокоить себя, мол, ее тревога неоправданна. Эта бедная девочка моложе Энни, а уже замужем и ждет ребенка – ей, вероятно, просто одиноко. Может, она расстроена смертью мальчика, Тедди. Он, в конце концов, был ближе к ней по возрасту, чем ее муж.

– Боюсь, все дело в беременности. Мне слишком неудобно спать. Теплое молоко не помогает, чтение тоже… Единственное, что способно помочь, – это долгая прогулка. Мой разум… Вы когда-нибудь читали Шекспира, мисс Хеббли?

Вопрос уколол, будто острая булавка. Такие, как Энни, не читали Шекспира. Хорошо, если они вообще умели читать.

– Нет, мэм.

– Ну, не берите в голову, просто в «Макбете» есть строка… Ой! – Мадлен зажала рот ладонью. – Название пьесы нельзя произносить вслух, Джек говорил, это плохая примета – хоть я и не суеверна. В любом случае там есть строка, которую я люблю, – прошептала она, когда они с Энни свернули в очередной пустой коридор.

– Да? – Энни, честно говоря, была озадачена всем, что говорила Мэдди.

– О друг, мой разум полон скорпионов![2] Разве не точно? Прямо-таки описывает все беспокойные мысли, что посещают нас по ночам?

Образ выходил неприятный, жуткий. Энни никогда не видела скорпионов, но знала, что это такое.