По ту сторону Псоу - Сергей Юрьевич Катканов

наши праздники. Позднее я разговорился с одним паломником из Анапы: «В прошлом году я впервые побывал на праздновании дня апостола Симона Кананита на Новом Афоне. Этот праздник произвел на меня такое огромное впечатление, что в этом году я сказал начальнику: «Как хочешь, но дай мне день. Я должен быть там». Какая здесь служба!.. Тяжело было, но я выдержал.»

Интересно, да? Человек сюда рвался, летел, как на крыльях, зная что здесь будет тяжело, и это надо будет выдержать. Воистину, православного поймет только православный. На наших праздниках тяжело, зато потом хорошо, причем тяжело – не на долго, а хорошо –навсегда. Мирские праздники – прямая противоположность. Там весело, а потом – тяжело, причем весело – не надолго, а тяжело – навсегда.

Отец Виссарион после литургии сказал проповедь на абхазском языке. Я, конечно, ни слова не понял, но… слушал очень внимательно. Грубоватые звуки абхазской речи, прославляющей Бога, радовали душу. В такие минуты глубже чувствуешь, что Православие – вера воистину вселенская.

Отец Игнатий сказал проповедь на русском языке. Его слова: «Церковь рождается не на митингах, Церковь рождается в страданиях» прозвучали актуально. Бурление страстей и мелочные словопрения, которыми сегодня переполнена абхазская церковная жизнь, совершенно отступают перед лицом Литургии. Вся эта буйная митинговщина, всё это «перетягивание каната» выглядят совершенно ничтожно, если посмотреть на них через призму литургической мистики, через призму того вечного, что содержит Церковь. Надо помнить об этом, надо смотреть на абхазский церковный конфликт именно через призму Литургии, и тогда огромное количество сказанных по этому поводу слов покажется совершенно ненужным.

А я думаю: что же сейчас в монастыре? И я бреду в монастырь, я лезу на гору, задыхаясь и обливаясь потом, больные ноги уже почти не держат меня, и я на каждом шагу скриплю зубами от боли.

Дверь в монастырскую трапезную открыта, а я имею обыкновение лезть всюду, где не заперто. Не торопясь, захожу и кто-то спрашивает меня: «Вы ели?» «Нет», – говорю я, даже не задумываясь над смыслом заданного вопроса. А мне спокойно и дружелюбно предлагают: «Тогда проходите за стол».

Ем жареную рыбу и что-то ещё, не торопясь потягиваю холодную минералку и понемногу прихожу в себя. В огромной монастырской трапезной прохладно, хорошо. Вот я уже и в норме: остыл, насытился и ноги теперь уже могут идти, а уходить не хочется. Меня очень тронуло монастырское гостеприимство. Здесь угощают всех желающих. Невольно подумал: там, внизу, у храма, было 12 священников, но изможденным людям ни кто и стакана воды не предложил, хотя для священников, не надо сомневаться, столы уже накрыты, а о мирянах у нас думать не принято. Здесь, наверху, в монастыре, только один священник, но накрыто для всех желающих. Ведь праздник же. Если бы наверху меня не пригласили к столу, я бы даже и не подумал, что там, внизу, что-то было не так. Невольно молча усмехнулся: «Вот в чем оказывается главная опасность новоафонского раскола – люди задумываться начинают», Похоже, мирские страсти уже ворвались в мою душу.

Отец Андрей сидит во главе стола на стуле с высокой спинкой. Глядя на него, я вдруг обостренно почувствовал, как он одинок. Трагически одинок. Ни один из тех 12-ти священников не поднимется в монастырь и не поприветствует его, как брата. Он им не брат. И он не мог там, внизу, служить вместе с ними, даже если бы и хотел. Его прогнали бы оттуда.

В монастыре висит объявление: «Из-за ремонта храма св. ап. Симона, служба совершается в монастыре». И я опять молча усмехнулся. Ссылка на ремонт – лукавство, а на самом деле проблема в том, что вот этот священник не может служить вместе вот с теми священниками. Он служит Богу. И они служат Богу. Но вместе служить Богу они не могут. И тут я обостренно почувствовал ненормальность происходящего.

Вижу вокруг себя в монастырской трапезной многих мирян из тех, кого видел внизу на литургии. Да, там, внизу, собрались отнюдь не поголовно желающие злобно шипеть: «рассскольники». Многие из побывавших «там», захотели побывать и «здесь», потому что праздник ведь один на всех. Это отнюдь не беспринципность, просто народная душа не хочет мириться с разделением, хочет и тех и этих внутри себя объединить. Однако, не выйдет. Факт разделения невозможно отменить, попросту его не замечая.

***

Иногда Нодара бывает трудно понять. Он может утверждать совершенно неожиданные вещи, ни как их не объясняя. Конечно, я умею вытягивать из человека объяснения, но они не на много понятнее, чем сами утверждения. О, эта загадочная абхазская душа…

В начале разговора я хотел его поддеть. Дескать, говорили вы мне полтора года назад, что через год ни какого церковного конфликта не будет, а конфликт ещё больше разгорелся. Но я не успел его поддеть, он сам начал разговор именно с этого:

– Я же говорил вам, что конфликта не будет, и вот видите – его нет.

– Да как же нет? Такой треск стоит.

– Нет… Ничего нет.

– А вы говорили, что старейшины заставят их примириться.

– Старейшины не стали вмешиваться, потому что не сочли этот вопрос достойным внимания. Всё это больше не имеет ни какого значения. Я говорил отцу Дорофею: «Ты один останешься». И вот – он остался один.

– Но он далеко не один.

– Он один.

– Ваше отношение к о. Дорофею не изменилось?

– Не изменилось и никогда не изменится. Он мой личный друг. И я всегда буду к нему относиться, как к другу. Но он не прав. Как говорится, Платон мне друг, но истина дороже. О. Дорофей не должен был так себя вести. Он начал делать то, к чему ни кто не был готов. Духовные вопросы нельзя решать политическими методами.

– Ладно. Что сделано, то сделано. А вот если бы сейчас о. Дорофей пришёл к вам и сказал: «Нодар, скажи что делать? Как скажешь, так и сделаю». Что бы вы ему ответили?

– То же, что и раньше говорил: «Ты должен пойти к о. Виссариону, попросить у него прощения и не уходить от него до тех пор, пока он тебя не простит».

– Значит, вы поддерживаете о. Виссариона?

– Я ни кого из них не поддерживаю. Пути о. Виссариона и о. Дорофея ошибочны.

– А первый чем вам не угодил?

– Вы были вчера на празднике, видели военных. Как вы поняли их присутствие?

– В самом худшем случае – как организованную массовку.

– Нет, это была не массовка. Это была демонстрация. О. Виссарион призвал войска, чтобы все видели: за его спиной стоит российская вооруженная сила. Русским это выгодно, они могут сказать: «Сами не можете разобраться? Хорошо. Будут войска».

– Они оба не правы, но вы считаете, что они