Удар отточенным пером - Татьяна Шахматова

– Хороший вариант, я тоже подумала. И не одна я. Полиция с ног сбилась, разыскивая хоть одного потенциального наследника. Его единственный двоюродный племянник живет во Львове на Украине и на момент убийства никуда не выезжал. Может быть, потом кто-то еще объявится, но пока эта версия выглядит слабой. Ограбление тоже не выдерживает критики. Подросток-наркоман, дружки-алкаши? Кто мог позариться на скудные пожитки убитого? Только маргиналы. А теперь представь себе такого маргинала или случайного прохожего, который голыми руками выбивает дух из довольно крепкого, не старого еще мужика. Так что пока остается только профсоюз. Больше ничего не могу предположить.

– Так Захарова вроде бы бревном или трубой приложили, – напомнил я то, о чем писали все СМИ. – Это мог сделать и наркоман.

Виктория посмотрела на меня с подозрением и, не говоря худого слова, отправилась в ванную, откуда вернулась со шваброй в руках. Вручив мне этот странный предмет, тетка открыла дверцу встроенного шкафа и развернулась ко мне в приглашающем жесте.

– Зайди и попробуй замахнуться, – предложила она.

Заметив, что я не слишком тороплюсь проверять ее теорию, Вика забрала швабру из моих рук и сама проследовала в шкаф. В открытую дверь я видел ее смешные попытки разделаться с воображаемым противником, которым было назначено известное уже атомное платье.

– Человек, умеющий фехтовать бревном в метровой щели между гаражами, пожалуй, водится даже реже, чем наркоман-силач, – заключила тетка, выбираясь из шкафа взъерошенная и раскрасневшаяся.

– Так ты хочешь сказать, что это была рука?

– Ну ты же видел фотографии. Негде там развернуться с посторонним предметом. Да и Захаров, он что – дурак, что ли, идти за гаражи с человеком с бревном наперевес?

– Хорошо, допустим, – согласился я. – Рукой так рукой. Но я до сих пор не вижу связи между смертью кладовщика и профсоюзом.

Вика не отвечала, прошла по дорожке между газетами, неожиданно нагнулась и подняла одну:

– Читай!

– Что читать? – удивился я.

– Заголовки читай.

– Зачем?

– Читай-читай, – повторила она тоном, не терпящим возражений.

– Только заголовки?

– Восемьдесят процентов читателей читают только заголовки. Общая картина будет ясна. Давай, начинай.

Уже сотню раз я видел эти заголовки и примерно представлял себе, о чем там речь. Первым бросился в глаза разворот статьи, по поводу которой предстоял ближайший суд.

– «Селиверстов вляпался», – прочитал я вслух, и Вика выкрутила в воздухе рукой, поощряя продолжать. – «Карнавалов – не отвертится», – прочитал я следующий заголовок в этой же газете.

В меня полетели еще газеты, и я продолжал читать все подряд заголовки, которые только попадались на глаза: «Были б пирожки, будут и дружки: Карнавалов пригласил на работу в топ-менеджмент своих школьных товарищей»; «Спрятаться не получится: Селиверстов снова под судом»; «Наше дело правое, победа будет за нами»; «Карнавалов увольняет людей»; «Забастовка – вынужденная мера кузбасских горняков»; «Каждый день мы идем на смерть: оборудование «Русского минерала» – рухлядь»; «Рабочие отчитываются за каждый поход в туалет»; «Не дай бог увидеть русский бунт, бессмысленный и беспощадный»; «Корпоративная вертикаль: не свалитесь, господа Карнавалов и Селиверстов».

Я поднял глаза, но Вика вновь дала знак продолжать, вручив мне еще небольшую стопочку.

– «Селиверстов окончательно зазнался»; «Нам угрожает экологическая катастрофа: мнение эксперта»; «Сколько времени до взрыва?»; «Карнавалов не даст нам дожить до пенсии»; «В голове моей опилки: Карнавалов приказал использовать в качестве амортизации опилки»; «Турецкие рабочие забили арматурой своего менеджера»; «Пять минут до смерти»; «Дооптимизировались: пожары на заводе все чаще»; «Цена сокращения одного рабочего места»; «Пока не случится катастрофа, выводов не последует»; «Карнавалов и Селиверстов не хотят отвечать на вопросы о новой униформе»; «Верховный суд восстановил на рабочем месте троих работников «Русского минерала»; «Рвануло. То ли еще будет?»; «В Индии рабочие показали рабочий кулак: стачки на текстильных мануфактурах».

Вика жестом остановила меня и теперь смотрела вопросительно.

– Понимаешь?

– Что я должен понимать?

– Выборка не полная, но и она показательна. Кто виноват в бедах рабочих?

Я озвучил очевидное:

– Селиверстов и Карнавалов.

Но она отрицательно помотала головой.

– Обрати внимание: в заголовках три основные темы. Первая – это аварии и катастрофы, вторая – неправильные действия Карнавалова с Селиверстовым, третья – сообщения о стачках, забастовках на других предприятиях. В статьях о катастрофах авторы используют набор ключевых слов, за которыми закреплено представление о страхе, панике, физической боли, потере близких людей: трагедия, взрыв, пожар, катастрофа, смерть. Если читать внимательно, то видно, что эти слова употребляются независимо от степени реальной угрозы. Вот берем пример: статья об учебной тревоге «Смертельная доза». Читаем: «Любой мелкий инцидент на заводе может закончиться полномасштабной катастрофой». Идет описание учебных мероприятий: «Рабочие бросаются на борьбу с учебным ЧП. И… умирают». Но речь идет только об учебной тревоге! А в статье с громким названием «Пять минут до смерти» вообще рассказывается о пожаре мусорного бака, который произошел на остановке автобуса рядом с одной из проходных. Даже не на территории завода.

Виктория подняла глаза.

– Понимаешь, в чем дело?

Я внимательнее пригляделся к фотографии, где был изображен гигантский столб огня, как будто мусорный бак под завязку залили бензином и поднесли спичку. Жильцов и его команда явно перестарались с фотошопом.

– Прием психологического шока, – продолжала Вика. – Сегодня СМИ несут зрелище смерти в каждый дом. Нам показывают жертв катастроф и терактов, страшные разрушения и гримасы боли. Психологи доказали, что в общественном сознании возникает эффект отторжения тех, кто совершил акт насилия, независимо от того, какие причины ими двигали. И это работает. Когда я спрашиваю тебя, кто виноват в бедах рабочих, ты отвечаешь не задумываясь: Карнавалов и Селиверстов. Хотя, если разобраться, то Селиверстов – это вообще-то юрист, человек, не принимающий административных решений. А политика Карнавалова зависит от головной организации в Москве. Конечно, совсем снимать с него ответственность ни в коем случае нельзя, однако решение о сокращении кадров, одно из самых болезненных, точно принимает не Карнавалов.

– И что это значит?

– Это значит, что наша профсоюзная газета не просто сгущает краски, а формирует установки. Работники противопоставляются работодателю по принципу угроза (администрация) – защита (профсоюз). Мы – они. Наше дело правое, а их – нет. А это уже не просто защита интересов рабочих.