Падший ангел - Фридрих Незнанский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Денис не сомневался, что быстро найдет знаменитого актера, это была не задача для профессионала. И действительно, через сутки директор «Глории» сообщил Кутилиной, что Ярошецкий улетел на Кипр. У Дениса были друзья не в одном туристическом агентстве.
— Один? — спросила Вероника с разбитой надеждой в голосе.
— Гм… Не совсем.
— Денис, говори правду! Кто эта стерва?
Денису было искренне жаль Кутилину, но что ж делать, работа есть работа. И он сказал:
— Он отдыхает с молодым мальчиком, судя по всему, его любовником.
— Н-не может быть!
Однако это действительно было правдой, хотя и тщательно скрываемой Ярошецким, хотя не такой уж недоступной умелому частному сыску. Главный российский мачо оказался гомосексуалистом.
— Я требую доказательств, Денис! Вы не смеете возводить напраслину на приличного человека. Что вы думаете, я гомосексуалиста от натурала отличить не могу?! — кричала балерина в трубку, глотая слезы.
«Напраслина на приличного человека». Ну надо же! Грязнов-младший припомнил, как в одном из первых разговоров Кутилина сама с изрядной долей юмора касалась деликатной темы отношения разных полов и упрекала Дениса (необоснованно, господа присяжные заседатели, необоснованно!) в том, что у него предубеждение к сексуальным меньшинствам. Но говорить сейчас об этом не стал. Вместо этого извинился и попросил дать ему еще время. Однако какая ирония судьбы, оценил Денис: не проявляя интереса к коллегам по балетному цеху, среди которых, по ее собственному признанию, было действительно немало гомосексуалистов, Вероника увлеклась гомосексуалистом-актером. И еще — привыкшая тянуть деньги из богатых кавалеров, балерина сама оказалась в качестве жертвы.
Присутствовавший при этом разговоре Филя Агеев сообщил с серьезной физиономией:
— Мужик встречает своего друга, вернувшегося из Африки. А тот грустный такой идет, чуть не плачет. Первый спрашивает: «Ну что? Как съездил?» «Ой, — говорит, — не поверишь, со мной там такая история произошла…» «Что случилось?» «Да вот шел я себе, а на меня из кустов выскочил огромный орангутанг, повалил на землю и трахнул!» «Слушай, — говорит его приятель, — ну это, конечно, ужасно, но ты сильно не расстраивайся. Главное не рассказывай никому, а орангутанг уж точно никому не расскажет». «Ага, — говорит путешественник. — Не расскажет… И не напишет… И не позвонит…»
— Что это значит? — спросил Сева Голованов, который тоже сидел в офисе «Глории».
— Это анекдот, — объяснил Филя.
— Да поняли мы, — с досадой махнул рукой Денис. — Честно говоря, я бы с удовольствием послал кого-нибудь из вас на Кипр…
— Меня! — быстро сказал Филя. — Сфотографирую голубков в лучшем виде.
— Кого-нибудь! — с нажимом повторил Денис. — Но все это мне начинает надоедать. И я не хочу тратить деньги нашей клиентки, только чтобы доказать ей, что белое — это белое, а черное — черное. Подождем, пока этот Казанова вернется из Африки. То есть с Кипра.
Снова ожил телефон, на этот раз Кутилина звонила сама:
— Денис, знаешь что… — Голос ее был совсем другим, от недавней энергии не осталось и следа. — Ну его к черту, этого урода. Не хочу я никаких доказательств, пусть катится подальше.
У Дениса отлегло на душе. Но он все же сказал:
— Ника, а как же деньги? Ты ведь сказала, что давала ему деньги, верно? Разве не нужно их вернуть?
— А что толку? — устало произнесла она. — Как это доказать? Этот негодяй, судя по всему, достаточно ловок. Или ты думаешь, я с друзей расписки беру? Бабки, конечно, немалые, но… Пусть подавится. Забудь.
— Ты молодец, — искренне сказал Денис и тут же довольно непоследовательно подумал: все-таки на Кипр ехать надо, и не затягивая. Интуиция сыщика — дело серьезное, ее не пропьешь, тем более когда и сыщик непьющий.
11
Страстное солнце Кипра уже давно и настойчиво пробивалось сквозь тяжелые портьеры гостиничного номера люкс. На огромной постели, раскинувшись, лежал обнаженный стройный юноша. Он медленно потянулся, лениво приоткрыл глаза. Видимо, понял, что день в разгаре и пора просыпаться. Мысль его не слишком обрадовала, и он еще некоторое время понежился на белоснежных простынях. Потом подошел к большому зеркалу, украшавшему стену спальни, и стал придирчиво, но не без удовольствия себя разглядывать. Посмотреть действительно было на что: фигура стройная, изящная, но без худобы или анемичности. Длинные ноги, крепкие ягодицы. Загар, приобретенный за последние дней десять, с соблюдением всех премудростей — лосьоны, кремы, пребывание на солнце ровно по часам, — был великолепен. Просто голливудский типаж — голубые глаза, белозубая улыбка, мускулистое тело.
Альберт всегда гордился своей внешностью. Он мог простаивать часами перед зеркалом, расчесывая свои светлые волосы. Конечно, чтобы выглядеть настоящим блондином, он их слегка подкрашивал. Имея, впрочем, законные на то основания: в детстве он был белокурым одуванчиком, примерно лет до двенадцати. Как по-дурацки устроена жизнь, именно когда надо быть особенно привлекательным, вдруг начинают тускнеть волосы, появляются прыщи, и из-за всего этого приходится страдать. Да еще денег у родителей нет на приличную одежду. Как хорошо, что это уже в прошлом. Ему девятнадцать лет, он волен распоряжаться собой, предки остались в маленьком провинциальном городке между Москвой и Петербургом. Он молодец, догадался рвануть именно в Москву. Питер — город унылый и печальный, вроде бы и мужчин, которым нравятся хорошенькие мальчики, там предостаточно, но пока заставишь их раскошелиться — поседеешь.
То ли дело москвичи! Солидные, обеспеченные, нежадные. Если нравится им паренек — так и квартиру снимут, и на курорт свозят, и по сотне долларов в день не забудут на карманные расходы давать. Правда, раньше он имел дело в основном с бизнесменами, а не с людьми искусства. Но вроде бы у Станислава с деньгами все было в порядке. Когда тот положил на Альберта глаз, то стал ухаживать за ним (надо отдать Стасику должное!) с артистическим шиком. Они вместе приезжали в шикарные бутики, где Ярошецкий подбирал ему одежду из последних коллекций самых модных марок. В бутик он предварительно звонил, чтобы, во избежание скопления зевак, его закрыли на «технический перерыв», пока Ярошецкий будет подбирать гардероб своему протеже. Скорее всего, актер это делал не потому, что боялся назойливых поклонников, а просто не был заинтересован в потере репутации плейбоя. Менеджеры бутиков были слишком заинтересованы в выгодном клиенте, поэтому держали язык за зубами, не болтая на стороне о том, что сегодня главный мачо страны перемерил на своего нового любовника полсалона одежды.
Кстати, а куда делся Стас? Вроде бы он говорил, что ему надо с утра сходить на какую-то встречу. Вечером, когда они пили шампанское, сидя в джакузи, раздался телефонный звонок — на мобильник Ярошецкого. Стас еще после этого как-то помрачнел. Ладно, это, в конце концов, его проблемы. Жизнь слишком коротка, чтобы ломать голову по поводу чужих неприятностей. Альберт лениво натянул льняной костюм свободного покроя — этакая мятая пижама, для того чтобы разгуливать по пляжным барам. Только знатоки понимали, сколько стоит подобная нарочитая небрежность. Решив дождаться каких-нибудь вестей от Ярошецкого, юноша вышел в гостиную люкса, развалился в кресле и щелкнул пультом телевизора, настроившись на MTV.