Разделяй и властвуй. Нацистская оккупационная политика - Федор Синицын

Формулирование советской религиозной политики на оккупированной территории страны было обусловлено, в первую очередь, патриотической позицией, которую заняли основные конфессии в СССР. В первый день войны, 22 июня 1941 г., глава РПЦ митр. Сергий (Страгородский) издал патриотическое послание к православным верующим, в котором отметил, что «повторяются времена Батыя, немецких рыцарей, Карла шведского, Наполеона», призвал вспомнить «святых вождей русского народа… Александра Невского, Димитрия Донского, полагавших свои души за народ и Родину» и благословил народ на «предстоящий всенародный подвиг»{834}. С аналогичным посланием к пастве обратился 26 июня 1941 г. митр. Ленинградский Алексий (Симанский). По воспоминаниям очевидцев, эти послания церковных иерархов нашли широкий отклик среди священнослужителей и верующих{835}. Патриотическая позиция РПЦ была искренней. В то же время ее открытое проявление, которое фактически шло вразрез с положением об отделении Церкви от государства, было также обусловлено пониманием непрочности ее положения, которое могло еще более пошатнуться в условиях катастрофического начала войны{836}. Приближение германских войск увеличивало опасность репрессий в отношении иерархов, особенно ввиду того, что экзарх Прибалтики митр. Сергий (Воскресенский) встал на путь сотрудничества с оккупантами{837}. С целью еще четче обозначить патриотическую позицию РПЦ, 14 октября 1941 г. Патриарший Местоблюститель издал послание с резким осуждением в адрес коллаборационистов из числа священнослужителей, оставшихся на оккупированной территории{838}.

Председатель Центрального духовного управления мусульман РСФСР, уфимский муфтий Г.З. Расулев с начала войны возглавил исламское движение в поддержку военных усилий СССР. 18 июля 1941 г. он обратился с воззванием к мусульманам Советского Союза, призывая их «подняться на защиту… родной земли, молиться в мечетях о победе Красной Армии и благословить своих сыновей, сражающихся за правое дело». Затем последовали еще два воззвания, в которых звучал призыв «во имя ислама встать на защиту мусульман и народов России, их мирной жизни и религии»{839}. Патриотическую позицию также твердо заняли Русская Православная Старообрядческая Церковь (РПСЦ), «Обновленческая церковь»{840}, Грузинская Православная Церковь (ГПЦ), Армянская Апостольская Церковь (ААЦ){841} и иудейское духовенство{842}.

Патриотическая позиция традиционных конфессий и необходимость мобилизации верующих на защиту страны подвигли руководство СССР на изменение религиозной политики. В стране была существенно приглушена антирелигиозная деятельность — были закрыты некоторые антирелигиозные музеи{843}, прекращен выпуск антирелигиозных изданий{844}, фактически перестал функционировать «Союз воинствующих безбожников» (СВБ). До прекращения своей деятельности СВБ резко перестроил свою работу с антирелигиозной пропаганды на разоблачение преследования нацистами верующих{845}. В антирелигиозных изданиях было объявлено, что, в отличие от нацистской Германии, «советская власть обеспечила верующим полную возможность свободно отправлять религиозный культ»{846}.

Другой причиной изменений в советской религиозной политике было «религиозное возрождение» на оккупированной территории, о котором руководство Советского Союза знало из сообщений разведки и партизан. Так, 10 марта 1942 г. Л.П. Берия направил докладную записку И.В. Сталину и В.М. Молотову, в которой сообщил о попытках германских властей «использовать Православную церковь и духовенство в своих захватнических целях», а также о распространении ими «клеветнических измышлений» о положении православия в СССР{847}. Ввиду этого советским руководством были приняты контрмеры.

Советские власти начали сотрудничество с РПЦ по борьбе с религиозным коллаборационизмом на оккупированной территории. 22 сентября 1942 г. Патриарший Местоблюститель издал Послание, в котором выразил категорический протест против коллаборационистской деятельности прибалтийских епископов и призвал их «одуматься и поспешить к исправлению». В принятом в тот же день определении Церковь потребовала от прибалтийских архиереев дать объяснение их действий «с опубликованием в печати». Органы НКВД СССР распространили эти документы на оккупированной территории Прибалтики{848}.

Сотрудничество между советскими властями и РПЦ развивалось и в сфере антигерманской пропаганды. 2 ноября 1942 г. митрополит Киевский и Галицкий Николай (Ярушевич) был назначен членом Чрезвычайной государственной комиссии по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков (ЧГК). 10 мая 1943 г. митр. Николай принял участие во Всеславянском митинге{849}, а затем участвовал и в других мероприятиях Всеславянского антифашистского комитета{850}. ЧГК привлекала священнослужителей РПЦ к работе своих комиссий на местах{851}.

В сентябре 1941 г. советское руководство приняло решение поддержать деятельность муфтия Г.З. Расулева с целью «нейтрализации распространяемой… из Берлина и Рима антисоветской пропаганды среди мусульманского мира». При поддержке властей 15–17 мая 1942 г. в Уфе состоялось совещание мусульманского духовенства при ЦДУМ, в котором приняли участие 85 духовных лидеров ислама в СССР. Совещание приняло «Обращение», в котором приводились ссылки на историческое противостояние мусульман и германцев, а также факты уничтожения мусульман немецкими и итальянскими фашистами в Эфиопии, Албании, Ливии и Крыму. В обращении содержался призыв, «не жалея сил, сражаться на поле брани за освобождение великой Родины, всего человечества и мусульманского мира от ига фашистских злодеев», молиться «в мечетях и молитвенных домах о победе Красной Армии», а также помнить о том, «что победа врага принесет Родине большие бедствия, наука и культура погибнут, религия, язык и обычаи мусульман исчезнут». «Обращение» содержало некоторые перегибы, в частности, сообщение о зверствах в отношении мусульман в оккупированном Крыму (как известно, этого не было){852}. Также было издано интервью муфтия Г.З. Расулева, в котором он называл пронацистского муфтия эль-Хусейли человеком, который предал веру предков и добровольно молился «нацистскому “богу” Вотану»{853}.

Советские органы вели пропаганду среди католического населения оккупированной территории, которая гласила, что «немецкие фашисты преследуют свободу вероисповедания и религиозные чувства католиков, что в… борьбе против немецкого фашизма солидаризуются все народы и национальности независимо от их вероисповедания, что на борьбу с немецким фашизмом поднимается и католическое духовенство»{854}.