Целую ручки - Наталья Нестерова

Лена Храпко забеременела, Игнат уговаривал ее сделать аборт, словно предчувствовал беду. Девочка родилась с тяжелым церебральным параличом. Света вспомнила, как суетился и нервничал Игнат при ее беременности, как бесконечно водил ее по врачам, заставил сделать все возможные анализы и пройти вес обследования. Боялся повторения? Но при этом не заикнулся, что у него был ребенок с врожденными дефектами. Нехорошо, неправильно было держать Свету в неведении. И совсем уж дурно Игнат поступил, отказавшись от больной Катеньки, не помогая ни участием, ни деньгами.

Света почти утвердилась в мысли, что авторство не принадлежит Игнату. Многие его поступки иного слова как подлые не заслуживали. Он женился на избалованной дочери местных номенклатурных богачей, после переезда в Москву превратившейся в теневую заправилу собачьего бизнеса. Этот период жизни Игната был сумбурен: картофелеводство и диссидентство, машины, квартиры, дачи, заграничный отдых, и при этом Игнат стоит в очереди за колбасой и за билетами на поезд или самолет, закапывает в саду трехлитровые банки, набитые купюрами, и люто ненавидит советский строй, который дал ему возможность стать подпольным миллионером.

По отрывочным репликам Света знала, что нынешнюю супругу Игната зовут не Юля, а Полина, у них общий бизнес. Большой временной период в книге отсутствовал, поначалу Света обратила на это внимание, но потом напрочь забыла, потому что стала читать про мерзкие утехи Игната с соблазненными юными провинциалками. Откровенность Игната не знала меры, это было самолюбование пороками. Читая о том, как особо изощренно Игнат домогался ее, Света не порадовалась длинному комплиментарному описанию своей внешности. Напротив, восхищение ее лебединой шеей, гитарными изгибами бедер и мраморной кожей выглядели особо цинично в свете тайной стратегии Игната. Но самый большой шок Света пережила, когда прочла о том, что Игнат регулярно травил ее психотропными препаратами.

Света оторвалась от текста и подумала про молочные коктейли. Света их обожала, а Игнат с удовольствием взбивал в миксере молоко, фрукты, мороженое, добавлял сиропы. Экспериментировал. Теперь понятна подоплека его экспериментов. Света едва не потеряла сознание, когда узнала о планах Игната забрать Мурлыку, отдать албанским живодерам, которые разделают ребенка и продадут его органы. Игнат все продумал, даже фиктивную могилку сыну на кладбище приготовил. Света не задалась вопросом, откуда Игнат узнал про нападение бандитов, про защитившего ее мужественного Антона. Последние страницы Света читала, не понимая смысла, ее трясло от страха за сына.

У страха глаза велики, у страха матери за судьбу ребенка глаза — океаны паники. Стоит возникнуть гипотетическому предположению, а то и вовсе с неба свалившейся абсурдной мысли, что появилась опасность для жизни ребенка, как мать теряет способность логично мыслить, критически взглянуть на ситуацию. Она переживает паническую атаку и готова на любые жертвы для предотвращения беды. И вот уже культурная женщина стынет на месте, когда ее на улице хватает за руку цыганка: «Тяжелая болезнь будет у твоего ребенка». А смеявшаяся прежде над предрассудками молодая мать несет младенца к целительнице, чтобы снять сглаз и порчу.

Для Игната, когда он читал творение Антона Белугина, дикое предположение о продаже на органы любимого сына было только лишним свидетельством того, что автор — хронический шизофреник, писавший этот бред в период обострения. Света хотя и пришла к выводу, что не Игнат автор книги, не сомневалась в том, что прислал роман именно он. Подарочки с курьером — его привычная манера потешить Цветика. Потешил, нечего сказать, ее трясет от страха. С какой целью Игнат познакомил ее со своей биографией, чего добивался? Однако ни замысел Игната, ни собственная поруганная судьба — ничто не имело значения, когда над сыном нависла страшная опасность. Свету била крупная дрожь. Она не могла сидеть на месте, носилась по квартире, не замечая, что стонет и вскрикивает, хотя слез не было, только утробные возгласы. Света застыла перед зеркалом и не узнала себя. Отражение — всклокоченная женщина вдруг испуганно прижала руки к губам. Игнат знает, что она прочла книгу, может прийти в любой момент, отобрать сына. Бежать! Немедленно бежать!

Игнат звонил несколько часов назад. Света почему-то не сказала ему, что читает книгу. Впервые слукавила, наврала, что купает Мурлыку, быстро отключилась. Она схватила спящего сына и бросилась к двери. Затормозила на пороге. Стоп! Надо взять вещи и документы. Какие вещи? Какие документы нужны? Сосредоточься, велела себе! Но трезво думать не получалось. Голова отказывалась работать, в нее как будто воткнули электрический щуп, и мозг конвульсивно вибрировал. Света вернулась в комнату, положила сына, достала большой чемодан и принялась швырять в него вещи, свои и сына. Очень скоро чемодан заполнился, но большая часть одежды осталась в шкафах. Света выкинула свои наряды и принялась утрамбовывать вещи сына, пока не заметила, что прессует летние костюмчики и маечки, из которых Мурлыка вырос.

— Господи! — простонала Света. — Что же это за горе такое! Вот дура я! Дура, дура, дура! — повторяла она, выбрасывая на пол ненужные вещи и заталкивая в чемодан другие.

Самобичевание отчасти помогло. Света стала разговаривать вслух, упрекая себя, задавая вопросы и отвечая на них.

— Дура, ведь можно взять второй чемодан! Лучше дорожную сумку, она огромная. Не забудь коляску! Коляску потом, на выходе. Чтобы уехать на вокзал, надо… Что надо? Вызвать такси! Правильно!

Света набрала номер и уговаривала диспетчера прислать машину как можно скорее, обещали в течение двадцати минут.

— Документы! — напомнила себе Света. — Мой паспорт — раз! Еще что? Не знаю! Хватит и паспорта. Свидетельство о рождении Мурлыки, его медицинская карта. Обувь! Одежду взяла, а про обувь забыла. И еда для Мурлыки. Куда все втиснуть? Достаем еще одну сумку. Дура! Затолкала уличный комбинезон сына в чемодан, а в чем он поедет?

Снова распаковала и запаковала чемодан. Наконец багаж был собран. Взгляд Светы натолкнулся на сотовый телефон. По нему легко отследить ее передвижение! Света отключила телефон, но этого показалось ей мало, да и сидеть на месте она не могла. Отнесла телефон на кухню, положила на стол, достала молоток для отбивания мяса и лупила по дорогому айфону, пока от него не остались мелкие обломки.

Хотя большого ума не требовалось, чтобы сообразить: Свете не к кому бежать, кроме мамы.

Зазвонил телефон, диспетчер сказала, что такси подъедет через пятнадцать минут. Света одела спящего сына, усадила в коляску, выкатила к лифту, туда же перетащила чемодан и сумки. По привычке хотела закрыть дверь, но передумала, швырнула ключи на пол в прихожей и вызвала лифт.

Она рано вышла и мерзла на улице. Колючий осенний ветер остужал щеки, давно пылавшие, почти воспаленные, пробирался под куртку и морозил спину. Под его порывами джинсы превратились в ледяные доспехи, непокрытую голову стянуло холодным панцирем. Но это было хорошо. Не зря ведь говорится: «Остынь!» Света не просто остыла, задубела. Дрожать от холода всяко лучше, чем от страха.

— У вас есть детское кресло? — спросила Света таксиста.