Мой лучший враг - Эли Фрей

Раньше я бы до такого не додумалась, что можно вот так просто взять и уехать черт знает куда, сидеть и напиваться в одиночестве.

Жалко, я не купила стаканчик… Сделала пару глотков. Тепло.

Я сидела на уже слегка промерзшей земле, но огромная куртка закрывала бедра, и холодно не было. Смотрела вдаль, на голые березы, на реку. Быстрые потоки реки размеренно журчали. По берегам водную гладь покрывала тоненькая корка льда.

Я достала наушники и включила музыку, услышала песню «Романс» группы «Сплин». Отлично, медленная мелодия как нельзя кстати для обстановки. Эта песня из кинофильма «Живой», я смотрела его, и он мне очень понравился. Фильм о парне, который вернулся с войны. Этот фильм о грехе и совести, о раскаянии, о дружбе. Мне очень нравились привидения, умершие солдаты, сопровождавшие героя на протяжении фильма.

Вся ситуация казалась мне очень странной… Но мне нравилось. Это не самый плохой мой день рождения. Что это? Первый шаг к новой жизни? Какой-то протест старым устоявшимся принципам? Я пока что не знала. Просто сидела на земле в полном одиночестве с видом на реку и березы. Я делала глоток за глотком и уже не понимала, сколько выпила. Вслед за первой бутылкой открыла вторую.

Вдруг пошел снег. Снег в начале ноября? Это странно! Может быть, мне только кажется? Но нет, и вправду шел снег! Я легла прямо на снег и смотрела, как мокрые хлопья падают с бело-серого неба. Некоторые тяжело хлюпались мне на лицо и, смешиваясь со слезами, растекались по нему холодной лужицей.

Очень захотелось спать… Все вокруг было хмуро-серым. Земля, деревья, дома, небо. И непонятно, где горизонт. Было так тепло и спокойно. Так тихо, что я слышала легкое шуршание падающих с неба хлопьев.

«Привет… Мы будем счастливы теперь и навсегда…»[1]Я стала проваливаться в бесконечную серость, и откуда-то из далекого далека до меня стали доноситься голоса.

– Серег, а я говорил тебе, что зимняя рыбалка в ноябре да и еще в темноте – это не самая лучшая твоя идея. Где ты тут лед видишь?

– Прекрати ныть, Антон. Надоело мне твое нытье, запредельно надоело! Сейчас вот мы туда встанем и нормуль. Еще не ночь, сумерки.

– Ага, и поплывем. На льдине. А мама услышит, а мама придет, а мама меня непременно найдет…

– Не поплывем! Я все четко рассчитал! Не придерешься! Все будет перпендикулярно!

– Ага, слыхали мы про твою перпендикулярность и маленькие технические ошибки…

– Тут не будет ошибок! Гарантирую! Полезли.

– Блин, Серег! Тут по колено воды! Почему нельзя все делать в свое время? Идти на зимнюю рыбалку зимой, например… Я не хотел так проводить свой первый день каникул!

– А так интересней!

– Я туда не полезу, я утону!

– Тох, да что ты ноешь все время, как девчонка? Задолбал уже! Ноешь и ноешь… Хоть раз бывало, чтобы тебе что-то нравилось?

– Я не ною. Я говорю тебе факт. Где Цапа? Надеюсь, он дачу закрыл? Убью, если не закрыл.

– Эй, пупсики, я иду к вам!

– Ты закрыл мою дачу?

– Закрыл. Эх, запевай нашу! По улице шагают в ногу мушкетеры короля-я-я…

– Атос! Портос и Арамис! А где гасконец[2]?

– Слышьте, пацаны…

– Ну е-мое, Тох, ты всегда нам всю песню портишь… Чего там у тебя?

– Я, кажись, нам гасконца нашел…

– Чего-о?

– Там какое-то тело…

– Тело? Где?

– Вон лежит, на берегу.

– Дай посмотреть. Ух ты! Трупак! Пойдем потыкаем его!

– Хм, это не трупак. Живой. Это какой-то бомж.

– Серег, он живой?

– Вроде.

– Жалко. Что будем делать?

– Не знаю… Слушай, да это не бомж! Посмотри на лицо! Это девушка!

– Ого! И чего она тут разлеглась? Что нам с ней делать?

– Не знаю… Я не знаю, что делать с девушками, которые лежат без сознания на берегу реки.

– Бомжиха эта?

– Да не бомжиха она!

– Бомжиха. Пьяная бомжиха. Не знаю… Сложно сказать. Вижу только, что маленькая она, по возрасту.

– Мне кажется, она красивая.

– Красивые девушки не бухают в одиночестве в грязи.

– А что они делают?

– Ну, с крутыми парнями разъезжают где-нибудь на крутых тачках.

– Может, у нее случилось что? Слушай, лицо знакомое. Кажется, я ее знаю…

– Ром, ну откуда ты можешь ее знать?

– Нет, я точно ее знаю!

– Цапа, я на нее посвечу, чтобы ты ее получше разглядел. Ну? Цапа? Рома, что с тобой? Ты чего замолчал? Ты как привидение увидел! Цапа, ты оглох? Скажи, что нам теперь с ней делать? Ром!! Ром! Скажи что-нибудь!

– Хм. Пацаны, кажется, мы и правда нашли себе гасконца.

Когда я проснулась и открыла глаза, надо мной нависали лица. Незнакомые мальчишеские лица. Я растерянно хлопала глазами.

Я была в помещении… в чьем-то доме. Лежала на кушетке или диване – не могла сразу разобрать.

Веснушчатый паренек лет двенадцати улыбался мне. Улыбка у него растянулась до самых ушей. Вдруг он неожиданно заорал звонким детским голосом:

– Цап!!! Гасконец проснулся! Беги скорей сюда!

Второй мальчишка смотрел на меня хмуро. Он выглядел постарше первого – на вид ему было лет четырнадцать. Узкое лицо, крупные лошадиные зубы.

В комнату вошел третий. Я сразу узнала его.

Рома. Рома Цаплин. Мой одноклассник. Сосед по шкафу и брат по несчастьям.

– Привет, гасконец, – он подошел ко мне.

– Привет, – ответила я и села. Сразу же сморщилась от резкой боли в голове. – А почему гасконец?

– Песня такая есть. Про мушкетеров. Их трое. А потом появляется гасконец д’Артаньян. Вот, нас всегда было трое. А теперь мы нашли гасконца. Водички? – Рома протянул мне стакан воды, я схватила его, жадно прижалась губами и осушила его в несколько глотков.

Мальчишки засмеялись.

– Где я? – спросила я. Голос вышел каким-то хриплым.

– У Антона на даче, – ответил Рома. Кстати, Антон – вот. Он указал на хмурого парня с лошадиными зубами.

– А он – Серега.

Гордым прозвищем «Серега» Рома обозвал того маленького веснушчатого паренька. Серега мне понравился. Он смотрел на меня такими чистыми и прозрачными глазами ангелочка. Светло-русые волосы дополняли сходство.