Лес - Челси Бобульски

не замечая, плюхается на траву и прислоняется спиной к камню моих родителей.

— Это, должно быть, самое странное дерьмо, которое я когда-либо курил.

* * *

Укуренный парень незаметно сливается с толпой, думая, что всё это было просто очень неудачной прогулкой. Генри осмотрел его на предмет переломов или подозрительных синяков, но, если не считать засохшего пореза на лбу, с ним всё было в порядке. Нам повезло. Если бы это был кто-то другой, я не уверена, как бы я объяснила то, что он пережил.

Мы находим Мер, сидящую на ступеньках заднего крыльца, просматривающую свой телефон и выглядящую в целом раздраженной.

— Вот вы где, ребята, — говорит она. — Я пишу тебе весь последний час.

Её взгляд мечется между нами, в её глазах появляется намекающий блеск, когда она замечает грязь на нашей одежде и красное пятно на щеке Генри, которое наверняка превратится в синяк, но в данный момент выглядит как довольно странное место для засоса.

— Где именно вы были, ребята?

— Там, где ты думаешь, — говорю я ей.

Она убирает телефон обратно в клатч.

— Мы можем сейчас уйти? Эта вечеринка провалена.

— Что случилось с Джонни?

Мер закатывает глаза.

— Он целуется с Трикси Мэлоун.

Я осматриваю вечеринку. Здесь всё ещё слишком много пьяных идиотов, мне нужно остаться и понаблюдать.

— Тогда, может быть, нам стоит остаться и найти кого-нибудь, с кем ты могла бы целоваться. Чтобы отомстить ему.

Мередит усмехается.

— Спасибо, что пыталась подбодрить меня, Вин, но эта вечеринка примерно в двух минутах от того, как её накроют.

— Откуда ты знаешь?

— Возможно, я позвонила с анонимной жалобой.

Я моргаю.

— Что? Зачем?

Она закатывает глаза.

— Я обнаружила, что Брайан бесится из-за беспорядка, который все устроили в его доме. Я думала, что это самое меньшее, что я могла сделать. Кроме того, Джонни и Трикси не смогут продолжать целоваться, если их задержат за пьянство как несовершеннолетних, — она усмехается. — Так что, да. Вероятно, нам не следует быть здесь, когда появятся копы.

Я выгибаю бровь в ответ на её слегка садистскую улыбку.

— Хорошая мысль. Тебя подвезти домой?

— Вообще-то, я надеялась, что смогу переночевать у тебя.

Есть около миллиона причин, по которым это не очень хорошая идея.

— Я не знаю, может ли моя мама…

— Пожалуйста, Вин. Комендантский час уже давно прошёл, и мои родители взбесятся, если узнают, что я была на вечеринке.

— Где, по их мнению, ты находишься?

— Ночую у тебя.

Я закрываю глаза и делаю три глубоких вдоха.

Мер наклоняется ближе.

— Это означает «да»?

Я разочарованно выдыхаю.

— Хорошо, но ты завалишься на диван.

— Почему?

— Потому что я так сказала.

Она скрещивает руки на груди.

— И потому что я не хочу будить маму, — добавляю я. — У неё была тяжелая ночь.

Благодаря мне.

— Эй, всё, что держит моих родителей в неведении, меня устраивает.

Вдалеке воют сирены.

Мер хватает меня за руку и начинает тащить к моему дому.

— Полагаю, что это наш сигнал к отступлению.

ГЛАВА XXVII

Полчаса спустя Мер устроилась на диване, проверяя различные ленты сообщений в социальных сетях. Мы с Генри притворяемся, что прощаемся у двери, а потом прокрадываемся наверх. Дверь маминой спальни открыта, и мерцающий синий свет заливает коридор. Я жестом приказываю Генри подождать наверху лестницы, а затем на цыпочках прокрадываюсь в её комнату.

Мама свернулась калачиком на боку поверх одеяла, всё ещё одетая в ту же одежду, что была на ней раньше. Фотография отца прислонена к подушке напротив неё.

— Мама? — шепчу я, но её грудь медленно поднимается и опускается, не меняясь.

Я беру одно из бабушкиных одеял из корзины рядом с её кроватью и накрываю. Я подумываю о том, чтобы выключить телевизор, но решаю не делать этого. Она ненавидит просыпаться в темноте.

Я прокрадываюсь обратно в коридор, закрывая за собой дверь.

В свете ванной я впервые по-настоящему вижу повреждения, нанесенные Генри до того, как светлячки пришли нас спасать. Красная отметина на его щеке начинает багроветь, а на тыльной стороне ладони — порез. Если у него и есть какие-то другие травмы, то они скрыты грязью, запекшейся на его руках. Моё собственное запястье всё ещё болит, но я могу достаточно хорошо им двигать, так что, вряд ли оно сломано. Я веду Генри к раковине и поворачиваю кран на тёплую воду.

— Опусти руки под воду и держи их там, — говорю я ему.

Он делает, как я прошу, не произнося ни слова, пока я роюсь в шкафчиках в поисках аптечки и пузырька с перекисью водорода. Я откупориваю пузырек и выключаю воду.

— Может немного пощипывать.

Он морщится, когда перекись водорода пузырится белым вокруг его пореза, но он не показывает никаких других признаков боли. Когда это сделано, я покрываю рану неоспорином, затем забинтовываю.

— Вот. Всё хорошо.

Генри проводит пальцами по моей щеке. Бинт царапает мне челюсть.

— Спасибо, — шепчет он.

— За что?

От его улыбки у меня сжимается сердце.

— Если бы не ты, — говорит он, — я бы не узнал, что мои родители живы. Конечно, нам всё ещё нужно беспокоиться о том, что Варо найдёт их…

— Нет, если мы найдём их первыми, — я закрываю аптечку и кладу её обратно под раковину. — Ты не знаешь, куда они могли отправиться?

Он качает головой.

— Они могли пройти через любой порог, в любое время и в любом месте.

Я киваю, размышляя.

— Хорошо, тогда завтра утром мы снова займёмся книгами. Выясним всё, что сможем, о Варо и проклятии дракона. Всё, что даст нам преимущество перед ним.

Генри пожимает плечами.

— Это начало.

Теперь, когда об его порезе позаботились, я осматриваю грязь на его руках, щеке, шее сбоку.

— Ты хочешь принять душ?

— Что?

Я улыбаюсь.

— Поверь мне, тебе это понравится.

Я объясняю, как работает душ, какие флаконы использовать для его волос, а какие для тела. Как выдавить средство для мытья тела на мочалку и втереть его руками, чтобы оно стало приятным и пенистым. Я беру те же спортивные штаны и рубашку, в которых он спал прошлой ночью, и кладу их на стойку, а затем включаю воду и напоминаю ему, в какую сторону повернуть ручку, если станет слишком жарко или слишком холодно.

Я такая же грязная, но с душем придётся подождать. Я подставляю мочалку под воду и беру её в спальню вместе с сухим полотенцем. Я делаю всё возможное, чтобы смыть грязь со своей кожи, затем переодеваюсь в пижаму.

Я лежу на кровати, разложив