Убийство по правилам дзен - Суджата Масси
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Невестин тансу! Вы его видели? — вскрикнула я.
— Да, конечно. Он был украшен металлическими бабочками.
Вспомнив журавлей и черепах на своем тансу, я распрощалась с надеждой на легкое решение проблемы.
— Интересно, где сейчас остальные ценности семьи Идета.
— В их доме в Денен-Чофу. Дом и все, что в нем находится, унаследовал старший брат Наны.
Да, таковы законы наследования. Мой двоюродный брат никогда не покидал родительского дома, потому что унаследовал его, а двоюродная сестра была вынуждена выйти замуж, чтобы найти себе приют.
— Так, значит, все досталось брату госпожи Михори? Он намного старше нее? — Я специально спросила об этом, делая вид, будто не знаю, что Ному Идета мертв.
— Лет на двадцать, кажется. Недавно он скончался, я послала госпожа Михори карточку с соболезнованиями, за которую она меня так и не поблагодарила. У нее осталась еще сестра, Хару, которая все эти годы заботилась о брате и так и не вышла замуж.
— Сейчас я припоминаю, что видела некролог в газете, — признала я. — Но я уверена, что имя госпожи Михори в нем не упоминалось.
— После замужества имя женщины вычеркивается из списков членов ее семьи и добавляется в списки семьи ее мужа, — сообщила Кита. — Скорее всего, журналист не стал копать слишком глубоко.
В отличие от госпожи Киты, любительницы сплетен.
— Ну так теперь сестры наконец получили наследство! — радужно улыбнулась я.
— Нет, это не так, — постучала по столу аккуратным пальчиком Кита. — Не забывайте, что имущество переходит только к наследнику по мужской линии. Думаю, это будет кто-нибудь из двоюродных племянников.
Но Казухито, вице-настоятель, родственник Наны, уже был принят в клан Михори. Он больше не нуждался в деньгах.
— Если племянник — это тот человек, о котором я думаю, он уже достаточно состоятельный. Разве это справедливо? То, что он получит дом Ному Идеты и семейный антиквариат? — спросила я.
— Он мужчина. Я считала, что вы лучше разбираетесь в положении вещей, ведь вы изучал историю Японии.
Но то, что я изучала, было далеко от жизни общества: японский фарфор, текстиль и бумага — вещи, которые можно спасти и сохранить, в отличие от жизней окружавших меня людей.
Тем вечером я стояла, укрывшись за кипарисами, в Хорин-Джи и наблюдала за вечерним богослужением. Монахи, выстроившиеся в два ряда, проследовали в главный храм, опустив глаза и благочестиво сложив руки. Отец Акеми возглавлял процессию. Я поискала Ваджина, но не увидела его.
Двери храма были раскрыты настежь, и я видела, как монахи уселись на жесткие подушки и погрузились в медитацию. Я тоже сидела в своем темном углу под деревьями, скрестив ноги, в позе, которая заставила меня выпрямить спину. За эту неделю мне пришлось много побегать, и ноги болели довольно сильно, но мне начало нравиться это ощущение.
Я ждала Казухито. После разговора с госпожой Китой я пыталась позвонить Энгусу и уточнить у него, как выглядит кузен Акеми. Но на звонок ответил Хью, так что я повесила трубку и не стала говорить. Я знала, что это нехорошо с моей стороны, особенно после того, как мне по три раза в день звонил на сотовый телефон какой-то неизвестный, тихо дышал и вешал трубку. Но я не была готова к разговору с Хью.
Я заставила себя переключиться на неуловимого Казухито.
Можно было спросить у Акеми, как он выглядит. Но когда мы вместе бегали, она сунула в уши наушники и вместо того, чтобы разговаривать, слушала музыку. Она злилась — возможно, на меня за желание уехать.
Этим вечером медитация была недолгой. Монахи сидели всего лишь полчаса, после чего священник ударил в гонг, и они проследовали в другую часть храмового комплекса. Я решила, что они собираются поесть.
Сколько мне придется ждать Казухито и что это мне даст? Вообще-то, я всего лишь хотела посмотреть на него, заглянуть в его глаза. Может ли он быть убийцей, или, скорее, он — следующая жертва. Недавно у него был серьезный приступ диабета. Мог ли убийца спровоцировать этот приступ?
Мое внимание привлекло какое-то движение между деревьями. Две стройные фигуры двигались к дому Михори: Акеми, о которой я только что думала, и ее мать Нана. Они медленно шли в мою сторону, и я забралась поглубже в кусты.
— Тайхен коматта-ва.
Все пропало. Я услышала только последние из слов, которые Нана Михори говорила своей дочери. Ее голос звучал необычно резко.
— Ничего еще не закончено. Давай еще немного подождем, а? — успокаивала ее Акеми.
— Ты говорила, что ей можно доверять. Я тебе поверила. — Нана остановилась. Она была так близко от меня, что если бы я протянула руку, то могла бы потрогать темно-фиолетовое кимоно с узором из цветков гортензии. Акеми я почти не видела — только маленькую, но широкую ступню в дорогих теннисных туфлях и гладкую, мускулистую ногу.
— Она полна сюрпризов, правда? — сухо сказал Акеми, и я почувствовала, как одежда на мне становится влажной от пота. Они говорили обо мне.
— Мы должны позаботиться о ней. — Нана уселась на бамбуковую скамью, спугнув нескольких голубей, которые перепорхнули ближе к моим кустам. Мне оставалось только молиться, чтобы женщины не повернули головы и не увидели меня.
— Сначала фестиваль. Для нас это важнее, — сказала Акеми.
— Да, спасибо, что ты мне помогаешь. Извини, я... мне пришлось оставить тебя, когда ты во мне нуждалась, — сказала Нана.
— Ничего страшного, — сказала Акеми.
— Он хочет поговорить со мной сегодня вечером. Что мне ему сказать?
— Просто улыбайся и разыгрывай из себя дурочку, как ты делала все эти годы. — Сквозь листья я видела, что Акеми сгибает и разгибает ноги, как будто она ни минуты не могла прожить без тренировки.
— Акеми... — В безжизненном голосе матери зазвучала предупреждающая нотка.
— Да ладно. Я же просто пошутила. Пошли, а то меня комары загрызли.
К моему удивлению, они направились в сторону монастыря: должно быть, собирались поужинать с монахами и настоятелем Михори.
Убедившись, что они ушли, я с трудом выпрямилась и, продолжая прятаться за кустами, выбралась из монастырского сада. Потом, как на автопилоте, пошла к чайному домику, который больше не был моим тайным убежищем.
Нана не упоминала в разговоре моего имени, но было очевидно — она знает, что я остановилась здесь. И когда она напомнила своей дочери, что обо мне нужно позаботиться, у меня сложилось впечатление, что речь идет вовсе не о том, чтобы приносить мне еду.
Итак, сначала начнется фестиваль Танабата. Только сегодня днем Акеми просила меня участвовать в нем, а после нашей молчаливой пробежки мы сходили в магазин и купили себе костюмы и маски. Мне досталась маска лисицы и красный юката, украшенный цветами, а юката Акеми был желто-розовым и совершенно не подходил к ее маске медведя.