Дом, который подслушивал - Мейбл Сили

— Бедное дитя! Хочешь, папа выжмет еще апельсин?

Ходж отправился в мою кухню и начал возиться с апельсинами и соковыжималкой. Я с нетерпением ждала завтрашний день, так как врач разрешил мне тосты, яйца, молоко, картофельное пюре и фрукты. У меня было твердое намерение ничего не пропустить из этого перечня!

— Прямо как после операции,— простонала я, когда Кистлер появился со стаканом апельсинового сока.— И это при том, что у меня вовсе не было никакой операции!

— Постараемся избежать этого! Мне только хотелось бы знать, что мы будем с тобой делать сегодня ночью.

— Полицейский может спать здесь, у меня, на стуле,— предложила я.

— Ты ему доверяешь? — Ходж бесстыдно подмигнул мне.

— Это достойный отец семейства.

— А как насчет меня?

— Благодарю. Я предпочитаю полицейского.

— Это не по-дружески. Во всяком случае, я, пожалуй, сейчас основательно подкреплюсь. Бифштекс с луком, зеленый горошек в масле и свежий салат. Затем горячие вафли с…

Я заткнула пальцами уши и уткнулась лицом в подушку. Кистлер смеясь вышел из двери. Выражением лица он был похож на злодея из поставленной каким-нибудь провинциальным театром комедии к концу ее второго действия.

Следующая ночь прошла без неожиданных происшествий. Проснувшись утром, я обнаружила полицейского, дремавшего в кресле у моей постели. От голода я так ослабла, что едва могла стоять на ногах. Я на цыпочках пошла через комнату, но полицейский тотчас проснулся, желая удостовериться, не случилось ли что-нибудь. Затем полусонный вернулся на свой пост в холле.

Никогда за всю свою прежнюю жизнь мне не приходилось так рано вставать — было только четверть седьмого!

Я приготовила себе обильный завтрак и с жадностью поглотила его. Просто удивительно, что может сделать с духом и телом калорийная пища! Я ожидала, что мне станет плохо, так как ела я очень быстро и очень много. Но мой желудок, удовлетворившись, вел себя в высшей степени прилично. Затем я начала наводить порядок в своей комнате. Разбросанное в чулане тряпье миссис Гэр я тоже снова прибрала.

Вскоре после семи я уже вышла из дому. Хотела избежать встречи с Кистлером, который, вероятно, стал бы уговаривать меня еще денек спокойно полежать. Мне не терпелось начать свою исследовательскую работу для Штрома.

Здание издательства «Комет» расположено внизу, на берегу реки. Это старое гигантское здание, при взгляде на которое создавалось впечатление, что оно в любой момент может обрушиться. Но такое впечатление существовало уже многие годы, однако здание все еще стояло. Я очень хорошо ориентировалась в этом учреждении, так как в мою бытность у Теллера мне часто приходилось работать вместе с «Комет». Над входом красовалась колоссальных размеров вывеска:

«КОМЕТ» — КРУПНЕЙШАЯ ГАЗЕТА МИРА

Конечно, в это время здесь почти никого не было. Я отыскала маленького, расторопного мальчишку-курьера, занятого очисткой корзин для бумаг и подметанием полов, и попросила его проводить меня в архив. После некоторого колебания он согласился и привел меня по длинному, плохо освещенному коридору в какую-то темную комнату. Он включил свет и оставил меня одну.

Мне казалось почти невозможным когда-либо отыскать номера за 1919 год. По стенам до потолка лежали кипы газет. Я прошлась вдоль них и установила, что кипы не были даже разложены в хронологическом порядке.

Около восьми часов появился какой-то засохший старичок, который стал бродить по комнате с таким же выражением безнадежности и ищущим взглядом, как и я.

В конце концов я обратилась к нему со словами:

— Я хотела бы поговорить с библиотекарем.

— Это я, — ответил маленький человечек.

— А! — с облегчением воскликнула я. — Лейтенант Штром из криминальной полиции поручил мне кое-что для него поискать. Где мне найти номера за май, июнь, июль и август 1919 года?

— Да это же целая кипа…— нерешительно сказал старик.

— Ничего не поделаешь,— заявила я.— Речь идет об очень важном деле.

— Наверное, те номера, которые вы ищете, кто-то взял.

— Но мы ведь можем это установить.

— Ну тогда смотрите сами. Вон там, — он помахал рукой в воздухе.

Я поняла, что от этого человека нечего ждать помощи, и покорно принялась за первую большую стопу старых газет. Вскоре мои руки стали черными, как у какого-нибудь торговца углем, я с головы до ног покрылась обильным слоем пыли. Библиотекарь стоял за моей спиной, глядя на меня с любопытством и до некоторой степени уважительно. И в конце концов мои труды были вознаграждены. Я нашла связку газет с пометкой «Май — август 1919-го». Я сначала встряхнулась, как мокрый пудель, пытаясь хотя бы немного очиститься от пыли, затем дотащила газеты до одного из столов и начала от корки до корки штудировать их. Проходили минуты и часы, но я не замечала этого. Наконец в номере от 24 мая 1919 года я обнаружила первые сообщения о «деле Либерри». На третьей странице была довольно краткая заметка, которую я привожу почти дословно:

«Мисс Рэчел Стайнс, проживающая на Кливленд-авеню, 1128, вчера в одиннадцать часов вечера позвонила в полицию и заявила о неожиданном исчезновении своей племянницы мисс Розы Либерри из Цинцинатти. Племянница была у нее в гостях.

Молодая дама ушла из дома своей тетки около трех часов дня, чтобы сделать кое-какие покупки. Когда племянница не вернулась к ужину, это не обеспокоило мисс Стайнс, так как Роза Либерри часто навещала своих друзей в городе и ужинала у них. Но когда мисс Либерри не явилась и к десяти часам, мисс Стайнс позвонила ее друзьям, чтобы узнать, у них ли ее племянница. Она выяснила, что мисс Либерри вообще не заходила к своим друзьям. После этого мисс Стайнс известила полицию. Пропавшая до сих пор не найдена».

В номере за следующий день говорилось:

«О МОЛОДОЙ ДЕВУШКЕ ВСЕ ЕЩЕ НЕТ ВЕСТЕЙ.

Настоящее местопребывание мисс Розы Либерри, исчезнувшей из дома своей тетки мисс Стайнс на Кливленд-авеню 23 мая, как ее тете, так и полиции все еще не известно. Мисс Стайнс, которая опасается, что с ее племянницей случилось несчастье, известила родителей юной девушки. Мистер и миссис Либерри телеграфировали, что сегодня вечером прибывают в Джиллинг-сити».

Я переписала обе эти заметки. Затем в выпуске «Комет» от 26 мая нашла сообщение, занимавшее почти всю первую страницу газеты. Там была и фотография. Видимо, Роза Либерри была очаровательной девушкой. Судя по ее детски-серьезному лицу, ей было не больше шестнадцати лет. На газетной фотографии она была в темном платье из тафты. Темные волосы причесаны просто и скромно, выражение широко поставленных глаз ласковое и нежное.

Этот снимок должен был произвести сенсацию. Смерть такого очаровательного создания никого не могла оставить равнодушным. А так как речь шла о самоубийстве, эта трагедия должна была оставить после себя глубокие, никогда не заживающие раны! Я с волнением прочитала следующее сообщение: