Инкогнито с Бродвея - Дарья Донцова

«Кто на меня косо глянет, дня не проживет. Я вмазала ей! Пусть знает, кто главный на поле. И боится. Отстаньте, больше ничего не скажу».

Но Леся допрашивать дочурку стала: «Не хочешь рассказывать, откуда кровоподтеки, и не надо. Но, солнышко, где же Антоша?» Тут девка и сказала, как выплюнула: «Я его продала. Надоел. Неохота на грязные пеленки жизнь положить». Потом в свою комнату ушла, на диван свалилась и захрапела.

Генрих Петрович взял из буфета бутылку коньяка.

– Попробуете?

– Спасибо, я за рулем, – отказалась я.

Каравайкин открутил пробку.

– А мне не помешает. Мы с Олесей ее трясли, пытались выяснить, куда она Антона подевала. Фаина орала: «Не ваше дело! Был да сплыл! Я его мать, могу делать с крикуном что пожелаю. Отстаньте, спать хочу!» Мы с женой поняли, что пакостница под влиянием алкоголя чушь несет, Олеся до утра глаз не сомкнула. Когда утром красавица выползла на кухню, мать опять свою песню завела: «Доченька, дорогая, расскажи правду про сына. Где он?» Фаина ее матом послала и добавила: «Продала его на консервы». Тут я хамку схватил, на лестницу выкинул и крикнул: «Пшла вон отсюда!» Лесе стало плохо. Я вызвал «Скорую», жену в больницу отвезли. Я туда же. Инфаркт. Вернулся часов через пять домой – вещей гадины нет, денег на хозяйство тоже, и наша заначка, на отпуск собранная, испарилась. Исчезли кольцо и серьги золотые с бриллиантами, комплект, который я жене на юбилей подарил. И вообще коробка с украшениями была пустая. Но самое главное, сволочища образа из домашнего иконостаса выломала. А там висели старые лики, еще от предков Олесе доставшиеся. И бабушкина Библия и Псалтырь, тоже не вчера изданные, пропали.

Генрих налил себе немного в фужер, сделал глоток.

– Жена все Файкины закидоны переносила, а унесенных икон простить не смогла. Вернулась из клиники, глянула на стену и молчит. Я, чтобы ее пустыми полками не пугать, сгонял в Софрино, купил в лавке изображения Спасителя, Богородицы, Ангела-хранителя, Матроны, Николая Чудотворца, других святых, кого вспомнил, и поставил. Леся сказала: «Плохо Фаина поступила». И все, больше она имени приемной дочери никогда не произносила. Только перед смертью упомянула, прошептала: «Жила я с бесом. Мне его дьявол подсунул, воспользовался тем, что я сон увидела, будто моя умершая Фаечка вернулась». Я стал ее утешать, и тут батюшка пришел. Долго он в комнате жены сидел, потом она крикнула: «Гена, угости отца Александра чаем». Я пошел в кухню, а дверь в ее комнату приоткрылась. И я, пока с заваркой возился, услышал часть разговора Леси со священником: «Батюшка, вам я всю правду до дна вылила, – сказала она. – Нет больше на душе никаких тайн. Дайте совет, может, мне мужу честно про брата, его жену и все прочее рассказать? Получается, что он в неведении, а то, что ему известно, сильно отретушировано». Духовник ответил: «Перед Господом вы покаялись, а все остальное не важно. Была ведь причина, по которой вы супругу даже сейчас истину не поведали». – «Да, батюшка, – призналась Леся, – я вам на исповеди рассказала, почему Гене, даже когда смерть в глаза глядит, приврала. Ой, дверь приоткрылась…» И все, захлопнули створку. Что-то мне жена не сообщила о себе, в чем-то обманула. Ну да после ее кончины ничто уже значения не имело, она все равно святой была.

– Следовательно, вы не знаете дальнейшую судьбу Фаины и Антона? – уточнила я.

Каравайкин покачал головой.

– О девке ни слуху ни духу. А вот про мальчика… Когда Леся сильно заболела, я повез ее на прием к профессору в самую дорогую клинику. Сидим мы с женой в холле, ждем, когда ее вызовут, и вдруг идут несколько человек. Женщина красивая восточного типа, вся в золоте-брильянтах, одета шикарно, рядом мальчика в инвалидной коляске прислуга катит, сзади два охранника вышагивают, зверями на всех смотрят. Следом медсестра бежит, кричит: «Госпожа Ниязова, вы забыли конверт с анализами сына для доктора в Израиле, мы его приготовили». Посетительница пакет взяла, и вся компания в лифт вошла. Леська мне прошептала: «Гульнара мало изменилась, я ее сразу узнала. Это она с Фаиной дружила, с толку девочку сбила. Значит, у нее мальчик родился. Инвалид, ходить не может. По возрасту как Антон». Я сразу понял, о чем Олеся думает, попытался разубедить ее: «У многих больные детки рождаются». «Фаина ей Антона продала, – покачала головой жена. – Уверена, не соврала она нам, когда пьяная домой без младенца пришла».

Услышав эти слова, я, и так слушавшая внимательно, навострила ушки на макушке. А Генрих говорил дальше:

– Тогда уже несколько лет после того, как я ее приемную дочь из нашего дома выкинул, прошло, мы о Файке ни разу не говорили. На меня испуг напал: вдруг жена захочет к Ниязовой поехать, на ребенка посмотреть? У нее и так со здоровьем плохо, такой стресс ей ни к чему.

«Зачем, – говорю, – Ниязовой насквозь больной малыш? Нет, Леся, Фаина своего ребенка убила, я уверен в этом». Жена меня за руку схватила. «Знаешь, если честно, я тоже так до сих пор считала. Но давай думать, что сейчас видели Антона, а? Ему повезло – оказался в богатой семье, в Израиль летит лечиться. Это же он?» Я кивнул. «Конечно. Совершенно точно, это Антоша. Но нам не стоит отправляться к Гульнаре и права на мальчика предъявлять. У нас ведь никаких документов нет». Супруга мне улыбнулась: «Я и не собиралась. Просто радуюсь, что Антоша в хороших руках. Гульнара его любит, заботится о малыше. Мы с тобой бедные, ничего ему дать не могли бы. В обеспеченной семье мальчику будет гораздо лучше». Ну, а вскоре Олеся умерла. Я через полгода квартиру на себя оформил, продал, на Гоа улетел. В завещании она меня единственным наследником указала, с оговоркой: Фаине чтоб ничего не досталось. Вот и вся история.

Домой я вернулась поздно. Не заходя в столовую, пошла в ванную, приняла душ и легла в кровать в обнимку с айпадом. Можете сколько угодно смеяться, но признаюсь: люблю поиграть в игру, где птички убивают свиней.

Минут пятнадцать я самозабвенно нажимала на экран, потом уловила звук шагов и крикнула:

– Кто там?

– Бармалей Горыныч, – ответил Степа из коридора. – Извини, ни разу не позвонил тебе – сначала совещание было, потом народ повалил в кабинет. Купил хачапури. Хочешь?

– Уже бегу, – обрадовалась я, всовывая ноги в тапки и надевая халат.

– Только подогреть надо, – продолжал Степан. – Сейчас… Бли-и-и-ин! О!

– Что случилось? – спросила я, поспешила в столовую и взвизгнула.

В кухонной зоне по столешнице бегало штук двадцать тараканов самого омерзительного вида.

– Степа, – закричала я, – прогони их!

– Как? – растерялся Дмитриев.

– Не знаю. Руками! Газетой! – взвизгнула я.

– Сами уйдут, – пофигистски отреагировал создатель общества «Помощь». – А ну, кыш отсюда!

Я выскочила в коридор.

– Ты куда? – удивился Степан.

Пришлось сказать правду:

– Боюсь прусаков.