Инга Артамонова. Смерть на взлете. Яркая жизнь и трагическая гибель четырехкратной чемпионки мира - Владимир Артамонов

Теперь тренировки для нее стали не только привычным средством для совершенствования своего мастерства, но и тем необходимым, которое отгоняло ее думы о неприятностях личной жизни. И она старалась быть все больше в тренировках, все больше в соревнованиях. Не думать, не думать…

На очередь стали следующие соревнования – первенство СССР в Горьком.

Приехав туда, она почувствовала недомогание, слабость. Соревнования уже начались, отказываться неприлично. И потом – честь команды! В дневнике она записала: «Погода ветреная, да и состояние паршивое – t 37,7°. Грипп настоящий. Бегу за команду, а так бы снялась с соревнований».

Удивительно, но и здесь ей на двух дистанциях первого дня пришлось начинать первой. Что за жребий выпал на ее долю в этом году? Стартовать первой на шести дистанциях самых ответственных соревнований!

Спринт на этот раз не удался. Ее опередили многие. На полуторке ее обгоняет только Стенина. На двух дистанциях второго дня Инге приходится приложить максимум усилий. Она не только их выигрывает, но и показывает лучшие результаты сезона в мире: 1000 метров – 1 минута 35,5 секунды; 3000 метров – 5 минут 8,4 секунды. В дневнике записала: «Самочувствие плохое. Стоило большого труда быть сегодня первой. 3000 м бежала в паре с В. Стениной, выиграла у нее 20–30 м». Но даже эти героические усилия не помогли ей на этот раз стать абсолютной чемпионкой страны. Ею стала В. Стенина. Инга была второй.

И последние соревнования сезона – на приз С. М. Кирова. В дневнике сестра записала: «Желание отыграться заставило меня приехать в Киров и еще раз встретиться с В. Стениной. После болезни только начинаю отходить. Самочувствие удовлетворительное».

Все четыре дистанции она выиграла, показав великолепный для равнинных катков для того времени результат – 193,783. Пора уже снова подниматься на высокогорье, чтобы улучшить принадлежавшие ей же мировые рекорды. Пора. Но это на следующий сезон…

…Но следующий сезон для нее не состоялся…

Для кого-то из спортсменов характеристика «он стал даже призером на чемпионате» лестна и вполне объективна. Про Ингу же справедливее было бы сказать: «Она стала абсолютной чемпионкой мира всего лишь четыре раза».

Приезжала она с первенства мира всегда сильно уставшая, под глазами синяки. И какой ценой ей давалась победа, становилось понятным. Не на банкетах, нет, когда светилось в бокалах шампанское в ее честь, а она искрилась от счастья, не на парадах, когда на ней были чемпионские ленты с медалями… А вот именно в эти минуты. Есть одна фотография Инги, которая в тысячу раз больше может сказать о цене ее побед и о ней как о человеке, чем сто красивых эпитетов. Инга запечатлена в момент приступа язвы. Глаза ввалились, губы делают усилие, чтобы получилось глотательное движение… Больно, очень больно там внутри! Но в глазах терпеливость – спокойная, упрямая, гордая! Потом, когда немножко боль утихнет, Инга может отшутиться («Сейчас очень модно иметь какую-нибудь болезнь») или признаться маме в своих достижениях по излечению язвы («Мама, а я вчера даже кусочек куриной шкурки съела, и, знаешь, ничего…»).

Всегда, когда я был в Москве, я с радостью встречал Ингу из заграничных поездок, хотя и не всегда они были радостными для нее самой. Не беда. Важно совсем иное. Когда сестра приезжала с победой, она почти ничего не рассказывала о ней, а если и рассказывала, то обыденно, без ликований – это подчеркивало ее скромность. Если она проигрывала, то не плакала, не жаловалась и не ссылалась на неудачи – это свидетельствовало о ее мужестве.

Инга всегда оставалась Ингой. В обычных вещах, которыми иные вовсе пренебрегают, она находила необычное. Это ее и сделало настоящим творцом в спорте. Как в жизни, так и в спорте она словно хотела сказать словами своей бабушки: «Э-э, а мы и со своей простотой проживем». Без всяких хитростей, честно смотря всем в глаза. Ни разу не сфальшивив и не склонив головы перед трудностями…

И она всю свою спортивную жизнь прошла не опуская глаз, увлекая всех своим примером. За ней потянулись в спорт многие тысячи мальчишек и девчонок… И так своим честным и бескорыстным отношением к делу, которое любила, она подняла на еще большую высоту наш конькобежный спорт.

На дворе был мороз, снег под ногами хрустел, солнце расплылось в тумане… А дома было тепло. Уже давно не вставала бабушка: она была тяжелобольна.

Анна Михайловна была в заботах о ней: помыть, накормить, сменить белье стало дополнением к ее домашним делам.

Мне некоторое время назад сделали операцию. Я уже ходил, хотя шов еще беспокоил.

За несколько дней до Нового года у Инги с мужем произошел очередной разлад. Наверное, по счету сотый. Мы так к этим разладам привыкли, что теперь и не представляли без них ее жизнь.

Наконец-то она решила развестись с ним раз и навсегда. Теперь она добивалась для него отдельной квартиры.

Не думала она, что 4 января станет последним днем ее жизни. К середине дня ее не стало. Она погибла от руки Воронина. Писать о нем не хочется…

Полгода примерно спустя после этого трагического события я подходил к дому скульптора Елены Александровны Манизер на 1-й улице Восьмого Марта. В этот одноэтажный дом за забором приходила не раз Инга позировать. Елена Александровна сделала прекрасный ее скульптурный портрет. И я шел спросить совета, что нужно сделать, чтобы скульптурку перевести в бронзу и поставить памятник на могиле сестры.

После долгого ожидания с момента нажатия на кнопку звонка рядом с прорезью двери в заборе мне открыла древняя старушка с добрым лицом, очень какая-то домашняя. Это была сама Елена Александровна. Прежде чем прийти, я с ней договорился по телефону, но сейчас она уже запамятовала. Мягко улыбнувшись, она тихо сказала:

– Вы уж старуху извините, что она ничего не помнит.

В саду около дома было много ее работ. Величественные и маленькие, известные мне и виденные впервые. Я знал, что барельефчики в кружочках с изображениями спортсменов в фойе станции метро «Динамо» – это ее произведения. Получалось, что и Инга, и эта пожилая женщина-скульптор имели отношение к «Динамо».

Елена Александровна знала о случившемся. Она принесла глянцевую с черным фоном фотографию на плотной основе – снимок со скульптуры Инги, на обороте сделала дарственную надпись и отдала фото на память мне. А насчет самой скульптуры она сказала так, совсем забыв, очевидно, что на могилу нужен не гипсовый оригинал, а копия из более прочного материала, из бронзы например:

– Я вам отдам эту скульптурку насовсем…

Сейчас на могиле Инги на Ваганьковском кладбище стоит совсем другой памятник, из мрамора, сделанный другим скульптором. Ту единственную гипсовую головку мне жалко было забирать у Елены Александровны. Не ровен час – а вдруг! Пусть она лучше останется в ее доме. И сохранится как можно дольше…