Ловелас и скромница - Элизабет Бикон

— Возможно — если бы у меня было хотя бы малейшее желание выпустить вас из вида.

— У вас нет права возражения, — надменно сообщила она.

— Есть, и вы это знаете, — вкрадчиво промурлыкал он и шагнул чуть ближе.

Ей понадобились вся ее гордость и решимость, чтобы не отступить назад.

— Мы ничего не значим друг для друга. — Она страстно выпаливала слова, как будто эта рана, нанесенная его утренним поведением, могла затянуться, хотя знала, что сердце ее не перестанет болеть, так как она его любит, а он ее — нет.

— Нет, дорогая, ошибаетесь. Мы не можем ничего друг для друга не значить, даже если бы жили на разных континентах. Нас связывают необыкновенные, редкие отношения, и я намерен дорожить ими, хотя сейчас вы слишком сердитесь на меня, чтобы это понять.

— Будьте вы прокляты! — Она в ярости обернулась к нему. — Вы считаете, что я должна стать вашей женой, нравится мне это или нет, поскольку вы скомпрометировали меня тем, что оказались запертым со мной в этом подземелье. Я не желаю быть женой человека, который выслушивает священника во время венчания с таким видом, будто ему зачитывают смертный приговор! Ничто не заставит меня выйти замуж за человека, который не желает на мне жениться, хотя бы все блюстители нравственности лопнули от бешенства!

— Вы закончили? — спросил он и прислонился к столбику, поддерживающему балдахин над ее кроватью.

— Даже не начинала! — задыхаясь, выпалила она и набрала воздуха, чтобы отчитывать его дальше.

— Я прошу прощения, — искренне и с болью сказал он и в первый раз прямо взглянул ей в глаза.

Горькие обвинения замерли у Шарлотты на кончике языка, и все старательно составленные доводы испарились сами собой.

— Я тоже, — пробормотала она и остановилась рядом с ним, смущенная, неуверенная и внезапно уставшая оттого, что он так мгновенно погасил ее ярость. — И что теперь? — спросила она, глядя на него с такой неуверенностью, что он вздрогнул.

Он почтительно взял ее за руки, будто она была по меньшей мере принцессой крови, и подвел ее к кровати.

— Садитесь, — сказал он.

Не заметив в его красивом лице ни единого намека на бурную страсть, она упала на кровать будто подкошенная.

Не пряча легкой усмешки по поводу ее не очень элегантного приземления, он поразил ее' тем, что опустился на колено и произнес:

— Любимая моя Шарлотта, ты согласна выйти за меня замуж? — Голос его был как будто серьезным. — Клянусь тебе, на свете нет другой женщины, которую я хотел бы видеть своей женой. Если, конечно, ты согласишься хотя бы раз в жизни.

Он ожидал ответа, чувствуя себя неуверенно и неловко.

Ни клятвы в вечной любви, ни заверения в том, что для него она самая любимая и желанная женщина в мире. Романтическая девушка, какой она когда-то была, с тяжелым вздохом покинула комнату, но здравомыслящая Шарлотта, последние семь лет решительно придерживающаяся духа реализма, склонила голову набок и рассмотрела ситуацию. Он был бы умным и интересным мужем, и они могли быть хотя бы страстными любовниками. Если она даст свое согласие, Бен будет ее уважать и проследит, чтобы и все остальные относились к ней с уважением; у них даже могут быть дети. Возможность иметь от него ребенка показалась ей самым невероятным счастьем, и она приняла решение.

— Да, — сказала она, не узнав своего голоса.

— Слава богу! — выдохнул он и с трудом поднялся на ноги, будто его придавливало напряжение последних дней.

Он выглядел таким слабым и измученным, словно все его силы ушли на то, чтобы добиться ее согласия.

— Идите в постель, — мягко сказала она и протянула ему руку.

— Мне нужно уходить, — возразил он.

— Думаю, мы с вами сыты ханжескими условностями, мистер Шоу, — с тонкой иронией заметила она.

— Тогда руководите мною, миссис Шоу, — ответил он с усмешкой.

— Я полагаю, что скоро вы сочтете меня очень деловитой миссис Шоу, — предупредила она, развязывая ему галстук и расстегивая жилет.

Раньше она только чувствовала его, а сейчас и видела и чувствовала, и это было совершенно другое дело, думала она, невольно задерживая свою руку на его твердых мускулах, перекатывающихся под гладкой, шелковистой кожей, обнажая его торс для своего восхищенного взгляда. Сдерживая на этот раз страсть, она напомнила себе, что они намерены спать, а не барахтаться в тонких простынях. Заставив себя исполнять обязанности камердинера, а не соблазнительницы, поскольку оба невероятно устали, она сняла с него камзол, затем приглашающе откинула одеяло.

— Я еще пока не готова раздеваться перед вами, — пояснила она с прежней сдержанностью мисс Уэллс, — поэтому будьте любезны, мистер Шоу, повернитесь ко мне спиной.

— Вредина! — пробормотал он, и она усмехнулась, когда он послушно повернулся к ней спиной и стал раздеваться.

Столь неожиданный для обоих брак обещал быть приправленным хорошей долей юмора и страсти, и Шарлотта не могла заставить себя категорически осудить идею брака по расчету. Она сняла платье, которое надела совсем недавно, и аккуратно отложила его в сторону, потом сняла белоснежный капор, надетый к обеду, несмотря на возражения леди Рис, и швырнула его в другой конец комнаты. Он смертельно ей надоел, и если людям не нравятся ее волосы, то пусть не смотрят. Сердито кивнув воображаемому зрителю, она вынула шпильки из тяжелой массы волос, помотала головой, позволив им свободно упасть на плечи, и облегченно вздохнула.

— В жизни не видел ничего более красивого! — с восхищением воскликнул Бен, и она недоверчиво уставилась, на него.

Он показался ей более бодрым, чем несколько минут назад, и на лице его было выражение такого искреннего восторга, что она не могла ему не поверить.

— От них столько проблем, — сказала она, обрадованная тем, что ее волосы, до сих пор бывшие для нее только помехой, в глазах ее любимого могут быть достоинством.

— Я не очень понимаю почему, — с вкрадчивой нежностью сказал он, и у нее дрожь пробежала по спине.

Она полностью повернулась к нему, чтобы он понял, каким наказанием были эти волосы для нее до сих пор.

— Я прячу их, чтобы не привлекать внимания и потому что гувернантки не должны выделяться. Свой рост я изменить не могу, но волосы можно убрать под чепец или капор, чтобы их не видели посторонние, — смущенно объяснила она.

— И я. — В его глазах горела страсть, говорившая о том, что, не будь он таким уставшим и обеспокоенным ее состоянием, он взыскал бы с нее штраф за сокрытие этих волос. — Каким-то образом, мисс Уэллс, вам удалось надолго задержать мое внимание, не используя ваше самое смертельное оружие. — Он с грацией леопарда преодолел разделявшее их расстояние, и она вдруг поняла, что он не так уж измучен, чтобы не представлять собой опасность.

— Это не оружие, если только вы не собираетесь использовать его против меня, конечно, — в панике поспешно заговорила она. — Из-за этих волос меня дразнили и мучили с самого раннего детства, поэтому я давно уже их ненавижу. Потом я поняла, что если что-то нельзя устранить, то с этим нужно просто смириться, и стала относиться к ним, будто в них нет ничего необычного, ничего такого, чтобы окружающие на них глазели и досаждали мне, а недавно оказалось, что гораздо легче просто их прятать.