Дар юной княжны - Лариса Шкатула

— Не знаю. Интернатовские мы. Подкидыш.

— А та бель энконю[21], что перевязывала раны солдату?

— Она тоже из Петербурга, как и вы.

— И мы до сих пор не встретились?

— Уже встретились, — вздохнула Ольга.

— Да-а, — растерянно протянул поручик. — Что же нам теперь делать?

— Жить, — резко отрубил Аренский, словно Зацепин спросил что-то неприличное.

Ох уж эти аристократы! Вечно они носятся с вопросами: то — что делать, то — быть или не быть? Да если б он, Василий, без конца задавал эти вопросы, вместо того чтобы действовать, он и Альку бы не выходил, и сам в петлю слазил.

Весна двигалась быстрее, чем тачанка. Будто по мановению волшебной палочки стремительно таяли сугробы. Еще вчера раскисшая дорога сегодня подсохла, и колеса уже не вязли в колее, а весело постукивали.

Солнце припекало. Ольга расстегнула верхнюю пуговицу кацавейки, а Герасим полушубок просто накинул на плечи. Солнце и прижавшаяся к плечу Катерина разморили его. Он даже не подстегивал лошадей, они бодро трусили сами. Казалось, войны нет и в помине, а они просто едут домой после работы, и ничто уже не нарушит мерного ритма езды.

Но вот тачанка въехала в лес, и картина резко изменилась. Вместо чистого весеннего воздуха пахнуло гарью и запахом разложения, приторным, сладковатым. Совсем недалеко от дороги в неестественной позе лежал труп красноармейца: от удара саблей его голова упала на плечо, а над кровавой раной вовсю роились мухи. Чуть поодаль, точно споткнувшись, завалился на поваленный взрывом ствол дерева "доброволец" в черной полевой форме. Пуля прервала его бег, и рот убитого все ещё был открыт в беззвучном крике.

Ольга с Катериной испуганно оглядывались по сторонам. Мужчины напряженно замолкли. Даже беспечный, как весенняя пичуга, Алька притих и тревожно заглядывал в глаза взрослых. Лошади сбавили шаг и едва тащились, вовсю понукаемые Герасимом.

"Господи, — мысленно вопрошала Ольга, — что же это — они до одного перебили друг друга, и некому по-христиански похоронить мертвых?!"

— Дела-а, — негромко произнес поручик, — кажется, бились до последнего патрона.

Лес, казавшийся им поначалу небольшим, похоже, и не думал заканчиваться. Наоборот, деревья становились все гуще и толще, дорога все сырее. Уже кое-где виднелись остатки сугробов: видно было, что солнце пробивается сюда с трудом.

— Может, мы не туда свернули? — высказал предположение Аренский. Судя по всему, эта дорога никак не может вести к жилью, а в дремучей чаще нам делать нечего.

— Из всех других она была самой накатанной, — слабо возразил Герасим, сам начиная сомневаться в правильности выбранного пути.

Прошло около суток с той поры, как они отъехали от Смоленки. Переночевали без происшествий, остановившись у небольшой прозрачной речушки. Густой, хотя ещё не зазеленевший кустарник, нависший над водой берег удачно скрывали их временное пристанище. Дым от костра ветром уносило за реку. Катерина сварила удивительно вкусные щи из двух свиных ножек, полученных в качестве оплаты представления. и молодых листочков крапивы, пробившихся в неглубоком теплом овражке. Остатками щей позавтракали утром, а обед прошел всухую, на колесах: Василий выдал всем по куску сала с хлебом и по вареному яйцу. Запили водой из фляжки.

А лес все не кончался. Солнце стремительно закатывалось, деревья будто надвигались на путников, и отовсюду резко потянуло сыростью и холодом. Ольга набросила платок, а поручик украдкой придвинулся к девушке: ему казалось, она мерзнет, но обнять её и прижать к себе он не решался.

Между тем стемнело. Лошади плелись по дороге; люди уже не подгоняли их, полностью доверившись чутью животных.

Но вот — о, чудо! — впереди блеснул свет, и путешественники ожили, тачанка покатилась быстрей: теперь казалось неважным, кто там, впереди, развел костер?

Пламя костра приближалось. Уже можно было разглядеть сидящих возле него людей; слышался оживленный говор, фырканье лошадей. Между деревьями замелькали кибитки.

— Цыгане!

Это было неожиданно, странно, ни на что не похоже. Вернее, похоже на жизнь без войны, потому в первую минуту после остановки приезжие не решались двигаться. Стайкой выбежало несколько цыганят. Они было двинулись к тачанке, но поднявшийся с ближайшего пня высокий пожилой цыган гортанно прикрикнул на них. Ребятня слегка отодвинулась, но совсем уходить явно не собиралась.

Цыган, по виду главный среди сородичей, медленно подошел. Серьга в его ухе зловеще блеснула при свете костра, а кнут в руках не наводил на мысли о миролюбии. Впрочем, что там кнут против их пулемета!

На всякий случай Герасим украдкой сжал маузер. Однажды ему пришлось стать свидетелем разборки между двумя ворами. Один был вооружен пистолетом, бравировал превосходством, раскручивал оружие на пальце, а другой в это время, — вроде почтительно склонившись перед ним, — выхватил и-за голенища нож и метнул вооруженному прямо в горло. С той поры он старался никогда не расслабляться в подозрительных ситуациях.

Аренский, похоже, ничего подобного не знал. Он соскочил с тачанки и, почтительно поклонившись, — старшему по возрасту! — подошел к цыгану. В последнее время он всегда мучился, как обращаться к посторонним: господин, товарищ, сударь? Потому сказал без затей:

— Здоров будь, человече!

— И ты, брат, будь здоров, — сдержанно ответил ему цыган, внимательно вглядываясь в лицо и, секунду поколебавшись, пожал протянутую руку.

— Повозка, вижу, боевая, — чисто по-русски произнес он, — а вы все в штатском. Разведка?

— Какое там! — по-простецки махнул рукой Аренский. — Мы есть самые мирные штатские люди. Цирковая труппа. Скорее, её жалкий кусочек. А тачанка, это так, по случаю нам досталась.

— Этот случай может вам выйти боком, — покачал головой цыган. — Лучше бы вам любую захудалую телегу.

— Мы бы и рады, да где ж её взять? Разве вот с вами на кибитку поменяться.

Василий Ильич сказал это просто так, безо всякой задней мысли. Он знал, что для кочевников кибитка — дом на колесах — жизненно необходима. Но они продолжали разговаривать на эту тему, словно не было по обе стороны людей, молчаливо ждущих окончания разговора, словно циркачи только для того на тачанке и приехали, чтобы сменять её на что-нибудь мирное.

— Есть у нас хорошая кибитка, — сказал между тем цыган-предводитель, — хозяева, два молодых парня, думаю, не скоро станут в ней нуждаться: их вчера деникинцы мобилизовали. Вернутся, что-нибудь придумаем. К кибитке предлагаем одну нашу лошадь вместо ваших двух. Подумайте, лошадь у нас тоже не старая, трехлетка; не такая быстрая, как две ваших, но выносливая.

"Две лошади на одну, — пронеслось в голове Аренского, — а равноценный ли это обмен? Как пить дать, надуют, одно слово — цыгане!"