Казнить Шарпея - Максим Теплый

– Не смеши меня, папа Дима. Получил хорошую работу – обучать грузинский спецназ. К этому времени я уже на вольных хлебах был. Ехал туда, где хорошо платят. Я уже мог выбирать, за что браться, а за что нет...

– А как же ты в Кодорском ущелье оказался вместе с боевиками?

– Так в том-то и дело, что, как ты выражаешься, павлин решил, что пора с русскими мириться. Надо было встретиться с боевиками и договориться о том, что грузины их русским не выдают, но переправляют в Иорданию. А дальше – пусть как хотят. Ясно, что никто из официальных представителей грузинских властей в этих переговорах участвовать не мог. Это было бы подтверждением того, что грузины с чеченскими боевиками шашни имеют. – Фомин вдруг задумался. – Слушай! Шашни иметь – это правильно? Так говорят по-русски? Иногда я чувствую, что строю фразы как-то коряво. А как правильно – забыл. В последние годы я даже думать привык по-английски...

– Шашни – водят или крутят. А вообще-то, наверное, можно их и иметь. Почему нет? Ну, и что дальше?

– Вот меня и отправили к ним, к боевикам, – продолжил Фомин. – Я же по паспорту гражданин Иордании... А тут наши спецназовцы такую карусель завертели, что никто и опомниться не успел. Меня и пятерых чеченов в вертолет закинули, и через десять минут мы уже в России были...

– Долецки особо нажимал на то, что ты к боевикам никакого отношения не имеешь... Но поскольку, говорит, господин Фомин – человек без лица, без родины и без официального прикрытия, то судьба его незавидная. Запишут в боевики, а может, и того хуже: повесят на него, то бишь на тебя, парочку нераскрытых терактов...

Игнатов снова плеснул себе водки, собрался выпить, но в последнюю секунду, будто бы прислушавшись к какому-то знаку внутри себя, остановил руку и поставил стакан на стол.

– Все на сегодня, – буркнул он. Потом медленно завернул крышку на бутылке и, снова низко склонившись к уху сына, полушепотом продолжил: – А потом этот Долецки, вроде бы мимоходом так, говорит: посмотрите-ка, пожалуйста, эти материалы – они вас непременно заинтересуют. Вам, говорит, за час не управиться. Я пока пойду, поработаю, а вы почитайте, кино посмотрите, фотографии поизучайте. В общем, развлекайтесь – и диск мне протягивает, на ноутбук кивает.

– Ты, Сашок, не поверишь... – Игнатов, не докончив фразу, встал, убрал бутылку водки в холодильник и, как бы извиняясь, сказал: – Чтобы не дразнила... Не поверишь: там вся жизнь этого барбоса, начиная с его появления в Кабуле, еще до ввода войск... Он там буквально через неделю объявился после переворота, когда Тараки Президента сверг. Фотографии, донесения агентов, записи разговоров, денежные расписки, номера банковских счетов и движение денег, недвижимость и даже несколько фильмов, сделанных скрытой камерой. Такое страшное кино, скажу я тебе. Шарпей с Дустумом ведет переговоры о поставках оружия. От Ахмада – получает деньги наличными. Причем чемоданами, которые потом грузят в «уазик». Шарпей пьет ром с одним из руководителей колумбийского наркокартеля где-то в начале девяностых, когда он уже в МИДе работал, обсуждают наркобизнес в России.

Игнатов надолго замолчал, разминая суставы пальцев и ероша свой платиновый ежик.

– Отдельная папка была про Будаговского, – продолжил он. – Я спрашиваю: «А про этого-то зачем мне знать?». А Долецки хитро так улыбается и говорит: мол, классный специалист этот Будаговский. Взрывы там, подкуп, тайные операции... И цинично так добавляет: «Мы этому господину очень благодарны. Если бы не он, ваш сын не попал бы к нам и не оказал бы американскому народу свои неоценимые услуги в борьбе с международным терроризмом». Ну и рассказал мне кое-что про вашу с Будаговским встречу, правда, без деталей...

– А все эти материалы не могут быть фальшивкой, как со мной?

– Думал я об этом. Но, во-первых, с Будаговским все подтвердилось до миллиметра. А во-вторых... знаешь, кинозаписи эти подлинные. Я все-таки профессионал по этой части. Приходилось всякие киномонтажи сооружать. Нет! Эти точно не монтаж. Расписки там, бумажки всякие – это можно подделать так, что не поймешь. А кино – нет... Что меня окончательно добило, – Игнатов поморщился от неприятных воспоминаний, – это когда я Будаговского крутанул. Ему-то зачем перед смертью врать, невинного порочить? Я, кстати, его про Шарпея не спрашивал. Он сам начал рассказывать. В лицах... Шарпей тогда был руководителем группы военных советников. Он, собственно, и был папой торговцев оружием с советской стороны. Обеспечивал главный канал поставок – напрямую из Москвы. Те, кто оружие моджахедам поставлял и пакистанцев вооружал, были кровно заинтересованы в затягивании конфликта. Чем больше войны – тем больше денег!

– Слушай, а почему американцы сами не воспользовались этими материалами? Зачем ты им понадобился?

– И об этом я размышлял. Момент они упустили. Пока Шарпей был никто – военный пенсионер, не было нужды его компрометировать. Кому он был нужен... С точки зрения спецслужб даже хорошо, что никто не знает об их виртуозной работе по моральному разложению военного руководства противника. Когда Шарпей на Ельцина попер, никто и подумать не мог, что он эту махину одолеет. Тоже зевнули. Даже когда в Президенты пошел, надеялись, что дед будет человеком покладистым. А вот когда он в национальных героях оказался, боржоми пить было уже поздно. Потому что любой наезд на него уже воспринимался как провокация, как попытка опорочить человека, который вдруг стал разговаривать с американцами на равных. Ну, представь: если про него дурно говорят американцы, значит, хотят убрать российского патриота. Если оппозиция – дураку ясно: врет, клевещет. Журналисты? Кто рискнет? В чьи уста это можно вложить? Проще и дешевле его убить. Тем более нашими с тобой руками.

– Неужели он им действительно настолько мешает?

– Это иначе называется. Он им не просто мешает. Он им жить не дает! Некоторым – в прямом смысле этого слова! Он этим американским браткам и их российским партнерам все финансовые краны перекрыл. Цена вопроса – миллиарды долларов, которые Шарпей уводит из-под американского контроля. Он фактически открыто передает эти финансовые потоки своим верным людям.

– Так чем же он тогда тебе плох, Шарпей этот?

– Да это же просто перекладывание народных денег из кармана одних жуликов в карманы других! Он отбирает бизнес у тех, кто при Ельцине выслуживался перед американцами. Но не национализирует его, а передает своим. И все это прикрывается разговорами о благе страны и государственном контроле над национальными богатствами. К примеру, весь многомиллиардный бизнес Аграновича перешел к людям, назначенным на эту сладкую долю Шарпеем. А тот теперь на нарах парится.

– Парится на нарах? Это что-то новенькое в русском языке.

– Это-то как раз забытое старое. Но есть и новенькое. «Я как бы певец», к примеру. Или: «Он конкретный мужик». А вот еще: «Я, типа, к тебе приду», «я на самом деле пиво пью» – это и есть настоящая новая русская феня. На ней сегодня полстраны разговаривает. Как можно что-то делать «на самом деле»? И так прикидываю, и эдак, а понять не могу. То ли у меня что-то с головой неладно, то ли время такое – урканизация вместо цивилизации.