Беглец из Кандагара - Александр Холин

— …Да, это вера в то, что мы победим. И мы победили бы, если б господин Шекель-грубер хоть немного прислушивался к советам тех, кто умнее его.

— Однако вы до сих пор не можете простить покойнику проигрыша, — покачал головой Бурякин. — Шекель-грубер — надо же!

— Кто вам сказал, что он покойник? — глаза Рудольфа Гесса были в этот момент похожи на два чёрных дула «вальтера», и по спине Юрия Михайловича пробежал холодок. — В тюрьме Шпандау в данный момент сижу тоже я. Меня одного, не совершившего никаких убийств и преступлений, содержат в пожизненном заключении, где нет ни одного заключённого, кроме охранников, которые тоже отбывают со мной срок, не странно ли? Однако никто не поинтересовался, есть ли у немецкого заключённого шрам на груди.

— Какой шрам? — не понял Бурякин.

Рудольф Гесс расстегнул форменную рубашку, и полковник увидел довольно глубокий шрам, который мог остаться только после осколка снаряда или разрывной пули. Рейхсфюрер прикрыл ранение ладонью:

— Вот куда меня ранило во время Первой мировой войны. Вот почему у меня появилась одышка, но никто не знал этого и я продолжал летать на самолётах. Самой любимой машиной у меня был «Мессершмитт-110». Это штурмовик дальнего действия, и пилот всегда себя чувствует на высоте, когда появляется взаимопонимание с машиной. Вы не находите?

— Признаться, мне как-то не довелось заниматься пилотажем, — пожал плечами Бурякин. — Даже с парашютом не прыгал.

— Ну, парашют я использовал только один раз, и то не очень удачно, — вспомнил Гесс.

— Это было в Англии?

— О, да! На севере этого острова редко бывает хорошая полётная ситуация, — покачал головой рейхсминистр. — Я не рассчитывал, что меня встретят с распростёртыми объятиями, но не учёл, что прыжок может быть не слишком удачным. Уже потом, в Тауэре, мне пришлось зализывать раны.

— Значит, англичанам не понравился предложенный вами союз? — ядовито усмехнулся полковник. — Или Черчилль так же искренне ненавидит немцев, как вы — евреев?

— Не знаю, что думает Черчилль, но из-за собственной трусости он отказался рассмотреть ряд моих предложений, хотя герцог Гамильтон и ещё несколько английских пэров серьёзно прислушивались к предложению провести оккупацию России не с помощью вооружённого нападения и повсеместного насаждения тоталитаризма, а посредством тех же самых фунтов стерлингов. Основная масса населения вашей страны видит в европейских «братьях по разуму» живых идолов и безропотно будет поклоняться оккупационным деньгам — будь то стерлинги, франки или марки. Но ту же самую идею, украденную американцами, выполнит американский доллар, и Россия будет раздавлена финансовым крахом. Но о финансовых махинациях мирового правительства я сообщу в следующий раз.

— Вы забываете, — усмехнулся Бурякин, — что Россия — одна из богатейших стран мира!

— Ага, — кивнул Гесс. — Но американские евреи загонят вашу страну под каблук, и над Кремлём вместо красного флага будет развиваться рваный доллар.

— С чего вы решили, что американцы украли вашу идею?

— О, милый друг, это просчитывается любым первоклассником, имеющим хоть небольшое представление о развитии логической мысли.

— И как же оно выглядит? — не отставал Бурякин.

— Очень просто, — тонкие губы рейхсфюрера тронула мимолётная улыбка. — В своё время Пётр Аркадьевич Столыпин[43]призвал к созданию хуторских хозяйств, что позволило экономике России занять первенствующее положение среди соседей. Но еврейским народовольцам не нужна была сильная страна, задававшая цену валюте на мировом рынке. Столыпина убили, а хуторскую идею, переименованную в идею фермерских хозяйств, присвоили американцы. В результате Америка в довольно короткое время выползла из ямы экономического краха и принялась внушать остальному миру уважение к своей валютной системе. Присвоение чужих идей относится и к братьям Райт, предъявившим миру изобретение паровоза. Но никто и никогда не вспомнил, что двадцатью годами ранее такую паровую машину уже придумал русский Левша — Черепанов. Другой пример: Эдисон считается на Западе изобретателем электрической лампочки, однако русский самоучка Яблочков создал и даже продемонстрировал такую лампочку гораздо раньше. Изобретения Маркони, Морзе и Попова тоже имеют русскую основу, так что от колыбели разума и цивилизации просто никуда не спрячешься.

— Вы это серьёзно? — недоверчиво взглянул на собеседника Бурякин. — Проникнуться такой любовью к России можно, только живя в ней, изучая историю, культуру и принцип той же цивилизации.

— Простите, а я где живу? — голос Рудольфа Гесса приобрёл жёсткость. — На какой территории?

— В общем-то, да, — замялся Бурякин. — Но здесь вы всё-таки не имеете возможности путешествовать по стране.

— А это обязательно? — парировал Гесс. — Вспомните, всемирно признанный гений Александр Пушкин ни разу не бывал за границей, однако произведений написал столько, что прочим творческим личностям, изъездившим земной шар вдоль и поперёк, подобный подвиг оказался не по силам. Но я хотел сейчас поговорить с вами вовсе не об этом.

— Хорошо, — согласился полковник. — Чем могу быть полезен?

— Можете, — рейхсминистр на секунду замолчал, собираясь с мыслями. Видимо, он давно уже обдумывал этот вопрос.

Если бы командир Московского отряда пограничной зоны согласился на сотрудничество, то Гессу пришлось бы за короткое время оставить преемнику наработанное за несколько десятков лет и научить его работе с мистическими символами скандинавских рун, в которых с незапамятных времён сохранились важные знания предков.

— Знаете, — Гесс в упор посмотрел на собеседника, — вы, наверное, давно уже осведомлены о том, что наш участок границы проходит по магической аномальной зоне, и озеро мёртвой воды, Кара-Су, вовсе не что-то необычное, а скорее всего нормальное природное явление?

— Да, — неуверенно кивнул Бурякин. — От многих я слышал историю этих мест. Причём каждый при рассказе старался придать голосу такую интонацию, которую положено считать мистической и таинственной.

— Я не о страшных историях, — поморщился рейхсфюрер. — Я о действительных вещах! Если вам необходимо какое-то доказательство, то милости прошу искупаться в нашем озере.

Предложение, высказанное с неприкрытой издёвкой, вызвало у полковника непроизвольную дрожь. Он совсем забыл, что беседует с человеком, к мыслям которого прислушивались видные деятели фашистской Германии. Значит, Рудольфу Гессу даны те знания, та человеческая энергия, за счёт которых он может повлиять на природу или на сознание человека.

— Так вот, — продолжал Гесс, — мне осталось жить не так уж много и в девяносто три года придётся покинуть этот мир. Но дело не в этом. Я хочу оставить ту информацию, которая пригодится вам в жизни, и не только вам. В своё время вы последуете за мной, но важно, чтобы дорога открылась. Иначе вы попадёте в другой мир или же сомнамбулическое состояние. Чтобы избежать этого, надо вспомнить все плохие дела, которые вы совершали, или решения, каких принимать не следовало.