Червивое яблоко. Моя жизнь со Стивом Джобсом - Крисанн Бреннан

Стив держал в руках первый прототип корпуса компьютера, который хотел показать своим родителям. Я наблюдала, как они охают и ахают по этому поводу и как белизна их глаз сияла в тусклом свете. Стив стоял у конца дивана, высокий и впечатляющий, крутя в руках твердый пластиковый каркас. Казалось, в тот вечер детьми стали Пол и Клара, а Стив – гордым родителем. Он был доволен дизайном и сказал нам, что итальянская компания, которую Apple первоначально наняла, изобрела форму головной части для экрана телевизора. Головная часть для компьютерного экрана! Стив зажмурился и погрузился в мечты.

Именно тогда я поняла, как мало мне известно, чем Стив занимался во время работы. Не знай я Стива лично, никогда не обратила бы внимания на восходящую звезду в мире компьютеров. Если бы продукция компании Apple выглядела уродливо, я бы узнала о ней еще позднее. Признаюсь, я не знакома с историей Apple, за исключением тех моментов, когда она пересекалась с моей собственной. Стив считал, что мне не хватает любопытства, но это не так. Вокруг Apple и Стива царила шумиха, от которой мне всегда было не по себе. Я считала Стива интересным и привлекательным за его изысканность, интуицию и поэтическую уязвимость, в то время как его деловое альтер эго находила язвительным и непривлекательным. Тем не менее пластиковая упаковка, которую он держал в руках, была реальна, и с этого вечера я стала уделять его работе больше внимания.

Одной из самых необычных перемен в Стиве оказался его новый способ смотреть телевизор. Прежде он это делал довольно пассивно, а теперь садился очень близко к экрану и внимательно изучал происходящее. Все мышцы на его сверхчувствительном лице содрогались вместе с трагедией, разворачивающейся на экране, взгляд ни на секунду не отрывался от происходящего. Он смотрел телевизор так, словно читал, словно обрабатывал в сознании огромное количество данных. Абсолютно вовлеченный в процесс просмотра, он пытался собрать информацию и просчитать ее, вглядываясь в телевизор, словно пытаясь видеть сквозь стены и дверные проемы. Ни до того дня, ни после я никогда не видела, чтобы кто-либо смотрел телевизор так, как он. В то время я считала, что он использует феномен телевидения, чтобы ускорить свое изучение мира власти и сексуальных отношений. Если в программе содержалось послание, которое он не хотел слышать, он выключал телевизор и радиоприемник. Это было для него своего рода духовной проницательностью и дисциплиной. Большинство людей прозябали, принимая на поверку все, когда смотрели телешоу, однако Стив превратил телевизор в инструмент творческой самореализации и проникновения в суть системы построения власти.

Той весной в другой день я заметила лежащую на столе в столовой Джобсов записку с моим именем. Я шла через весь дом на задний двор, когда увидела ее. Я остановилась, посмотрела записку и обнаружила, что Стив составил мою астрологическую диаграмму. Там также была и его собственная. Стив вошел, когда я смотрела на нее.

– Вау, – сказала я. – Это сделано по твоей просьбе? – Я удивилась, но также заинтересовалась, почему он совершил это, ведь однажды он сказал, что астрология не является достойной системой для самоанализа.

– Да… Есть компьютерная программа, которая составляет астрологические диаграммы, и я сделал их для нас с ее помощью.

– Зачем? – был мой единственный вопрос.

Изучая красивые схематичные изображения, я заметила, что все планеты Стива находились поверх линии горизонта, в то время как все мои, за исключением одной, располагались внизу. Эта одна планета была в верхнем полушарии в седьмом доме.

– Ух ты, все твои планеты сверху, а большинство моих внизу.

– Как думаешь, что это значит? – спросил он.

– Не имею ни малейшего представления, – ответила я. – А ты?

Он лишь посмотрел на меня. В прошлом, когда Стив спрашивал меня, что значит та или иная вещь, он был добр. Однако на сей раз в его молчании крылось нечто иное. Хотя я считала, что близость между нами удалось вернуть, но начала замечать скрытую враждебность, наносящую вред нашим отношениям. И я старалась ее игнорировать чаще, чем мне бы того хотелось.

Относясь с уважением к астрологическим диаграммам, я вскоре выяснила, что верхнее полушарие означает жизнь, открытую окружающему миру, в то время как нижняя часть обозначает главным образом замыкание в себе. Я была очень расстроена, когда услышала это, поскольку я от природы очень открытый человек и ожидала жизни во всей ее красе. Это должно было быть абсолютно очевидно астрологу, объясняющему мне значение диаграмм, поскольку он старался изо всех сил, уверяя меня, что оба жизненных пути могут приносить радость.

* * *

Возможно, Кобун тогда влиял на отношение Стива ко мне. В ходе моей первой встречи с сэнсэем – задолго до того, как я отправилась в Индию, – он говорил со мной о моей одежде. Он сказал: «Одежда предназначается не только для тебя. Она также для других людей, которые смотрят на тебя». Он заявил, что одежда должна быть скромной и простой, а также не раздражать людей. Не более скромной и простой, а скромной и простой. Это было не первое плохое наставление, поскольку одежда отражает пересечение внутренней и внешней реальностей, где личные свойства и особенности характера выступают единым целым с духовной составляющей и где личное сталкивается с общественным. Однако я одевалась скромно и не могла понять, почему он мне это говорит. Такое суждение показалось мне очень поверхностным. Более того, я чувствовала, что Кобун пытался пристыдить меня этими словами, что, по его мнению, я была недостаточно скромна. В итоге он заставлял меня насторожиться. Помню, как я думала: это не то, о чем мы должны говорить. Главное – этот парень не понимает меня. Он не знает, кто я. Я была рассержена и ощущала себя невидимой. Я не знала, как ему ответить.

Позднее, когда я стала более смышленой, задалась вопросом по поводу социально-экономической динамики вокруг Кобуна. Японская культура разработала целую систему поддержки духовных учителей уровня Кобуна. В американской культуре такого не было. Японская культура сильно структурирована, американская – нет. Когда Кобун прибыл в США, его окружала элитная группа образованных, богатых и, в некоторых случаях, знаменитых людей. Это были люди, которых по своей природе притягивал приходящий в Америку дзен-буддизм, энтузиасты, опережавшие свое время. С такими последователями у Кобуна были все основания надеяться, что он станет лучшим учителем дзен-буддизма, которым потенциально мог стать. Я не принадлежала к элитному обществу: никакого богатства, никакого неслыханного образования, однако я умна, и мне всегда удавалось опережать свое время.

Сегодня я задаюсь вопросом: Кобун просто не понимал, кем я являюсь, или же решил, что я не буду для него полезной? Я была самой молодой женщиной в сообществе выдающихся людей, старших меня минимум на пять, а максимум на двадцать пять лет. У меня было мало жизненного опыта и никаких перспектив стать известной, поэтому, возможно, Кобун не счел меня важной персоной. Не то чтобы он был недобр, однако он рассматривал внешние черты в качестве индикатора моих возможностей. Я полагаю, что моя внешняя сторона не позволяла сделать обо мне многообещающих суждений. Это мои предположения, однако я все еще задаюсь вопросом: почему он не видел ростки внутри людей, которые приходили к нему? Что за наставником он был? Почему он не распознал меня?