Отражаясь в тебе - Алла Дроздова

Девушка согласно кивнула.

Достав из багажника небольшую канистру, литра на два, Михаил спустился вниз. Пока парень набирал воду, Варя с любопытством крутила головой по сторонам.

«Это надо же! Всю жизнь тут живу, а даже и не подозревала, что совсем недалеко есть такое святое место», — размышляла она. — «Если бы не Миша, то и дальше ничего не знала бы об этом. Как же здесь здорово!» — подумалось ей.

И даже в какой-то момент девушке захотелось просто лечь в траву и смотреть на плывущие по небу облака, наблюдать за порхающими над луговыми травами бабочками и жуками, ползающими по тонким стебелькам трав.

— Нравится? — спросил Миша, заставший Варвару, с интересом рассматривающую местность.

— Очень! — искренне ответила та.

— Тогда предлагаю сегодня сюда вернуться. Давай поступим так. Тут до конюшни недалеко осталось, минут пять езды от силы. Покажу тебе конезавод, пообщаешься с Лэйлой Пери, а потом хорошо пообедаем в заводском кафе и заедем сюда, до вечера. Тут и перекусим. Я искупаюсь в озере, а перед отъездом окунусь в купель. Если ты не против, конечно.

Варя ещё раз огляделась по сторонам.

«Если бы не Лэйла Пери, то я уже сейчас никуда не поехала бы. Тут бы и осталась», — подумала она и согласно кивнула головой.

— Поехали! — скомандовал Михаил, усаживаясь на байк.

А ещё спустя пятнадцать минут Варя, радостно смеясь, скармливала своей любимице яблоки и сахар.

— Миша! Она меня узнала! Ты представляешь, узнала! — восклицала сияющая, словно второе солнышко, девушка. — А я волновалась, что не смогу с ней наладить контакт!

Лэйла Пери, словно поняв, о чем говорит Варя, и тихонько фыркнув, сначала уткнулась в руки девушки, затем в шею, а потом пробежалась мягкими влажными губами по её щеке.

— Варя! Ты душу этой красавицы купила со всеми её потрохами! — засмеялся парень, увидев эту идиллическую картину, и затем, слегка обняв девушку за плечи, предложил. — Пойдем, я тебе покажу, как с лошадями на манеже работают.

Спустя ещё пятнадцать минут Варя уже горделиво, но с некоторой опаской сидела верхом на Лэйле Пери. Восторг от творящегося захлестывал душу и сердце девушки радостной волной.

«Боже! Как же здорово! Надо Мишу обязательно поблагодарить за этот день, за предоставленную возможность так отдохнуть. Это совсем иной мир: откровенный и настоящий. Если животное любит, то это искренне, без предательства и фальши».

— Спасибо! — от всей души поблагодарила Варя, едва Михаил помог ей слезть с лошади. — За этот день спасибо! — дополнила она.

Он улыбнулся.

Со стороны казалось, что эта ответная улыбка настоящая. Но на самом деле в его душе полыхало пламя боли и горечи от того, что ему предстояло с ней сотворить.

«Я, наверное, потом сдохну от своей подлости!» — с тоской и злостью на себя думал он. — «Бог точно меня накажет за то, что я собираюсь сделать с этой чистой и искренней девочкой. Гореть мне в адовом пламени!».

От мыслей, клубящихся у парня в голове, его настроение было препоганым. Он готов был растоптать себя, разорвать на мелкие клочки, сжечь свою душу и сердце в пепел, а затем развеять по ветру во избежание даже малейшей возможности для их восстановления. Первый раз за все эти годы молодого человека мучила совесть.

Благодаря своим внешним данным, харизме, здоровой наглости у Михаила Морозова никогда не было проблем с девушками. За это время он научился не влюбляться и не привязываться к женщинам, как и добивался этого отец. Хотя неправда. У него всё же была одна любимая и дорогая женщина — это мама…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Теперь же парень с ужасом осознавал, что в его сердце каким-то странным образом затесалась ещё и эта девочка. Но почему? Он знал её ещё по школе… и никаких особенных интересов она у него тогда не вызывала. И почему именно она? Ведь если бы не эта нелепость в виде непонятных к Варе чувств, занозой засевших где-то в груди, ему легко было бы поступить с ней так же, как он всегда поступал с другими женщинами. Именно этого и требовал от него родитель: влюбить, переспать, бросить её, растаптывая и унижая.

Отец с самого детства растил Мишу в потребительском отношении к женщине. Он утверждал, что место баб там, где они могут приносить пользу мужчинам и доставлять удовольствие. А ещё Морозов — старший не считал зазорным быть с ними не просто грубым, а скорее даже жестоким. Не щадил он и собственную, вроде бы любимую жену. Матери Миши время от времени доставалось, причем не столько словесно, сколько физически. Результаты своей неоправданной агрессии мужчина потом смягчал, «покупая» мир и покой в личных отношениях. Сколько раз мальчик уговаривал маму бросить отца, уйти, пожалев, наконец, себя, но она, прижимая к груди расстроенного сына, только и твердила.

«Я люблю его! Он потерянная душа, и я хочу спасти её! Отец не виноват в том, что стал таким. Это жизнь сделала его зверем».

Миша маму не понимал. Он жалел её, но не находил оправдания: как можно любить вопреки всему, даже методичным и размеренным издевательствам над собой? Позже, будучи подростком, он пытался защитить мать от отца, но тогда доставалось и ему. Юноша стоически терпел эти побои, а родитель вколачивал и вколачивал в него собственные истины, выбивал жалость и сострадание.

«Чтобы жить, как захочешь, ты должен иметь холодные сердце и рассудок. У тебя не должно быть слабостей или привязанностей. А ещё ты никогда не должен прощать обиды, нанесенной тебе или членам твоей семьи. Отомстить — это значит выполнить свой долг перед памятью ушедших родных душ. Ты вырастешь, и тебе достанется эта честь свершить возмездие, воздав за подлость».

Вбивание «прописных истин по-морозовски» стало настолько регулярным, что парень в какой-то момент действительно перестал ощущать боль и страдание. Он больше не анализировал, почему так происходит, а ещё научился избегать столкновения с неконтролируемыми вспышками гнева и ярости отца, маневрируя на грани покорности и ненависти.

Самое странное, что повзрослевший юноша ненавидел не отца за его агрессивность и причиняемую ему и маме боль. Он научился ненавидеть тех кто, по словам отца, сделал его таким — семью Архиповых.

В чем же провинились те, кто ни сном ни духом не ведали о том, что смертельно виноваты перед кем-то?