День Совершенства - Айра Левин

«Я болен, — думал он. — Я подхвачу все хвори: рак, оспу, холеру, — все. Лицо мое покроется волосами!»

Он это сделает только один раз, сегодня. При первых же признаках чего-то серьезного он расскажет обо всем наставнику.

А может, эта уловка не сработает.

Подошла его очередь. Он засучил рукав до локтя, вставил руку по запястье, в обрезиненное отверстие аппарата, затем закатал рукав до плеча и быстро сунул ее до конца.

Он чувствовал, как сканер нащупывает его браслет и как инфузатор легко прикоснулся к подушечке бандажа. Ничего не случилось.

— Вам уже сделали, — сказал номер, стоявший позади.

На аппарате светился голубой сигнал.

— А, — произнес он и вынул руку из приемника, одновременно опуская рукав.

Теперь пора было идти на работу.

После ленча он прошел к себе в комнату и в ванной снял с руки бандаж. Фольга была цела — такой бы была и кожа после процедуры. Он сорвал лейкопластырь — вата стала сероватая и мокрая. Он выжал ее, и несколько капель похожей на воду жидкости упали в раковину.

С каждым днем воспоминания становились все более четкими, с болезненными деталями.

Вернулись прежние ощущения. Недовольство Уни перерастало в ненависть; страсть к Маттиоле становилась все более жгучей.

Он снова разыгрывал бьющую уже привычной роль; был нормальным на работе, нормальным со своим наставником; нормальным со своей подружкой. Но день ото дня обманывать становилось все противней, и необходимость этого начинала уже бесить.

К следующей процедуре он опять приготовил бандаж из обертки унипека, ваты и пластыря, а после выжал в раковину инфузионный препарат.

На подбородке, щеках и над верхней губой появились черные точечки — зародыши волосков. Он разобрал щипчики, к одной из рукояток прикрутил проволокой лезвие, и теперь каждое утро до первого гонга он успевал намыливать лицо и сбривал щетинки.

Каждую ночь он видел сны. Иногда они завершались оргазмом.

Его буквально выводила из себя необходимость притворяться спокойным и всем довольным, подобострастным и добропорядочным. В день Рождества Марксова на пляже он шел по берегу спортивным шагом, потом перешел на бег — и сбежал от номеров, шагавших вместе с ним, сбежал от нежащегося на солнцепеке и жующего унипеки Братства. Он бежал, покуда пляж не превратился в узкую каменную дорожку, и побежал по воде, перелез через устои древнего моста. Остановился, одинокий и нагой, между океаном и уходящими ввысь утесами, сжал кулаки и принялся колотить ими по скале, посылая в безоблачную синь неба злобную брань «Заборись оно все пропадом!». Рвал на себе неразрываемую цепь ненавистного браслета.

Это было пятое мая 169 года. Шесть с половиной лет потеряно напрасно.

Шесть с половиной лет! Ему было уже тридцать четыре. Он работает в США 90058.

А где она? По-прежнему в Инде или где-нибудь еще? На Земле, а может быть, в космическом звездолете?

И была ли она живая, как он, или мертвая, как все в этом Братстве?

Накричавшись и настучавшись голыми руками по камням, он почувствовал себя лучше; легче стало ходить с довольной улыбочкой, смотреть на экран ТВ и на экран микроскопа, сидеть с подружкой на концертном амфитеатре.

И размышлять, непрестанно размышлять о том, что же делать.

— Есть проблемы? — спросил его наставник.

— Если и есть, то самые незначительные, — ответил Чип.

— Вид у тебя неважный. Что с тобой?

— Знаете ли, несколько лет тому назад я тяжело болел.

— Мне это известно.

— А теперь одна из номеров, которая тоже была больна, которая и меня заразила, живет здесь, в этом здании. Не могли бы меня перевести куда-нибудь еще?

Наставник поглядел на него с большим сомнением.

— Странно, — сказал он, — как это Уни-Комп мог поместить вас опять вместе.

— Вот и мне странно, — сказал Чип. — Однако она здесь. Я видел ее в столовой вчера вечером и сегодня утром.

— Ты разговаривал с ней?

— Нет.

— Я займусь этим вопросом, — сказал его наставник. — Если она здесь и это причиняет тебе неудобства, конечно же, мы отправим тебя отсюда. Или ее уберем. Ты знаешь ее имяном?

— Целиком не помню, — сказал Чип. — Анна СТ38Р.

Наставник позвонил ему на следующий день рано утром.

— Ты ошибся, Ли, — сказал он. — Это была не она, та, кого ты видел. И кстати, она Анна СГ, а не СТ.

— Вы уверены, что той здесь нет?

— Абсолютно. Она в Афре.

— Гора с плеч, — сказал Чип.

— И еще, Ли, вместо четверговой процедуры тебе надлежит пройти ее сегодня.

— Вот как?

— Да. В час тридцать.

— Хорошо. Спасибо, Езус.

— Благодари Уни.

У него были спрятаны в ящике стола три заготовки из фольги для бандажиков на руку. Он достал одну и пошел в ванную прилепить ее на плечо.

Она была в Афре. Это было ближе, чем Инд, но все же между ними был океан и все пространство США.

Там, в '71334 жили его родители; пожалуй, он подождет несколько недель, а потом попросит о визите. Последний раз он с ними виделся около двух лет тому назад; Вполне можно было рассчитывать, что его заявку удовлетворят. А уж там, в Афре, он сможет позвонить ей — сделает вид, что у него повреждена рука, и попросит какого-нибудь ребенка тронуть датчик уличного телефона и узнать точно ее местопребывание: «Привет, Анна СГ. Я надеюсь, вы так же хорошо себя чувствуете, как и я. Вы в каком городе?»

Ну и что потом? Идти туда пешком? Или заказать автопоездку в какое-либо близлежащее место, в какое-то заведение, так или иначе связанное с генетикой? Сообразит ли Уни, что у Чипа на уме?

Но даже если бы все прошло гладко, как он задумывает, даже если бы он добрался до нее, что он бы стал делать тогда? Нельзя же Надеяться, что и ей когда-то довелось поднять листок с мокрого камня. Нет, черт его бери, Маттиола наверняка сейчас нормальный номер, столь же нормальный, каким был он еще несколько месяцев тому назад. И при первом же его аномальном высказывании она позаботится, чтобы его быстренько доставили в медцентр. О Христос, Маркс, Вуд и Вэнь, как ему поступить?

Во-первых, он мог бы вычеркнуть ее из памяти, а во-вторых, с огромным риском отправиться на ближайший остров свободных. Там могли быть женщины, возможно, даже много женщин, и у некоторых могли оказаться такие же конические груди, такой же непривычной формы глаза, и такая же розово-смуглая кожа. Стоило ли рисковать своим собственным вновь обретенным бытием ради ничтожного шанса пробудить к истинной жизни Маттиолу?