Наперекор земному притяженью - Олег Генрихович Ивановский

его заместители, руководство завода, начальники отделов конструкторского бюро, секретари партийного и комсомольского комитетов, председатель профкома. Часто приглашались и начальники цехов, особенно если среди них был кто-то из «именинников». Обычно собиралось человек тридцать, а то и больше. Но далеко не все «высиживали» до конца. Королев освобождал от участия тех, к кому больше не было ни у кого вопросов. Зря не сидели и не скучали.

— Сегодня мы подведем итоги испытаний ракеты-носителя для нашего первенца и его самого, — объявил Сергей Павлович. — Докладывайте, Михаил Степанович.

Мой шеф вышел к столу, достал записную книжечку и с присущей ему обстоятельностью начал докладывать. Но, очевидно, волнуясь, оговорился и дважды сказал не «объект ПС», а «объект СП». Главный прислушался, жестом остановил его и тихо, но очень внятно произнес:

— СП — это я, Сергей Павлович. Слышал, кое-кто меня зовет так. А наш первый простейший спутник — это ПС! Прошу не путать…

Весь ход подготовки был разобран очень подробно. Итог был таков: испытания закончены без замечаний, можно готовить ракету и спутник к отправке на космодром.

В начале сентября 1957 года группа конструкторов, испытателей и инженеров вылетела на космодром Байконур. Сергей Павлович приказал Михаилу Степановичу и мне отправляться туда же. На этом новом космодроме, с которого стартовали наши первые межконтинентальные, мне еще бывать не приходилось.

Мой большой друг, в те годы кинооператор, Владимир Суворов как-то вспомнил слова тогда еще будущего космонавта Владислава Волкова, размышлявшего о том, как выбирают место для космодрома.

— По максимальной совокупности неудобств, — определил Волков. — Нужно найти место, куда, во-первых, нелегко было бы добраться любым видом транспорта, начиная с самого современного и кончая таким архаичным, как ишак или верблюд. Но этого мало. Надо, чтобы местность была пустынной. Чтобы не было воды и ее привозили в цистернах. Обязательное условие — это песок! Причем песка должно быть много, очень много. И если подует ветер, то этот песок должен висеть в воздухе, так, чтобы в трех шагах ничего не было видно. Желательно, чтобы он попадался в борще и котлетах. Это для того, чтобы ты помнил, что дома тебя ждет жена с вкусным обедом. Если ты нашел такое место, значит, оно подходит для строительства космодрома.

Байконур мне открылся в первый приезд таким: по сторонам квадратной площадки шесть деревянных одноэтажных зданий барачного типа, посередине дощатый помост-площадка. На столбе — репродуктор. Кругом ни кустика, ни деревца, ни цветочка. Песок… Но поразил меня Байконур, конечно, и другим: громадой монтажно-испытательного корпуса. А уж о стартовом устройстве и говорить не приходилось. Перед ним только можно было молча снять шапку. Это было нечто фантастическое, грандиозное, доселе невиданное.

В монтажном корпусе была специальная комната, где и должны мы были готовить спутник. Громаду ракету готовили в большом соседнем зале. Быстро пролетели дни проверок, испытаний. Наконец спутник установили на специальную небольшую тележку и повезли к ракете. Поблескивая полушариями оболочки, он как бы светился от радости: «Вот я какой, смотрите! Скоро закроют меня обтекателем, а там и старт! Больше не увидите свое творение!»

Рядом с ракетой, важно лежащей на ложементах, наш шарик казался крошечным. Крюк подъемного крана поднял его к носовому отсеку ракеты. Обтекатель навсегда скрыл от глаз созданное нами детище.

В гулком монтажно-испытательном корпусе из репродуктора испытательной машины, стоящей неподалеку от ракеты, звонко донеслось: «Би-и-ип… би-и-ип… би-и-ип». Это был голос нашего первенца, и его слышали в ту ночь только мы. Мир его услышал позднее, 4 октября.

В зал подали мотовоз. Громадная ракета, уложенная на специальную платформу, поблескивая тридцатью двумя полированными соплами двигателей, подрагивая на стыках рельсов, медленно выползала в ночь. Рядом с ней, совсем рядом, шли Королев, его соратники по многим годам ракетной страды, члены Государственной комиссии. Шли молча. Медленно, держа шляпы в руках.

Неужели дожили? Неужели? Медленно уходила ракета в предрассветные сумерки, к стартовому устройству, к тем гигантским рукам, которые сначала обнимут ее, напоят, накормят топливом, подготовят к прыжку и отпустят в неведомое.

Минутная готовность. Какие же долгие, тягучие секунды! Наконец — отблеск пламени и гул, низкий, раскатистый гул. Ракету обволакивают клубы дыма. И вот неторопливо, уверенно белое стройное тело ракеты сдвинулось, поднялось, пошло… И — всплеск, ярчайший всплеск света! Пламя вырвалось из стен стартового устройства и разом обратило ночь в контрастный день. И тени — резкие, черные, ползущие по земле.

Ракета идет! Все быстрее и быстрее, все выше и выше. Пламя, кажется, бьет прямо в глаза, но расстояние смягчает отсвет, гул становится тише. Постепенно вступает в свои права ночь. Ракеты уже не видно, поблескивает лишь созвездие двигателей-огоньков. А потом вместо созвездия только одна звездочка. Но вот и ее не распознать среди настоящих, нерукотворных звезд…

Минута тишины, и… крик! Кричат все. Что кричат — не разберешь. Обнимаются, целуются, машут руками, кто-то налетел на меня, небритым подбородком поцарапал щеку, чуть не свалил с ног. Михаил Степанович!..

И на следующий день — сообщение ТАСС: «В результате большой напряженной работы научно-исследовательских институтов и конструкторских бюро создан первый в мире искусственный спутник Земли… По предварительным данным, ракета-носитель сообщила спутнику необходимую орбитальную скорость около 8 000 метров в секунду. В настоящее время спутник описывает эллиптические траектории вокруг Земли, и его полет можно наблюдать в лучах восходящего и заходящего Солнца…»

Весть облетела весь мир. Наши газеты писали, что 10 октября спутник будет пролетать над городами: «…Вашингтон — в 14 часов 59 минут… Омск — в 21 час 06 минут, Пенза…» Рио-де-Жанейро… Манчестер… Ханькоу… Канберра… Ленинград… Москва…

И люди во всех странах поднимали головы к небу, смотрели, удивлялись, восхищались.

«Вы помните этот день? Неужели двадцать лет прошло? — писал в «Комсомольской правде» научный обозреватель Ярослав Голованов в октябре 1977 года. — Уже 20 лет. Количество только советских спутников серии «Космос» приближается к тысяче. Сообщения об их запуске в газетах ставят в подверстку — маленькими заплатками на те пробелы, которые образовались, когда встали на полосе другие, куда более важные материалы. Да и то верно: кого же сегодня можно удивить запуском спутника? Память коротка, а удивление человеческое еще короче. А ведь как недавно, в сущности, произошло это эпохальное событие! Ведь люди, которые монтировали спутник, устанавливали его под обтекателем ракеты, — это же совсем еще молодые люди!»

…Шел октябрь 1957 года. Мир повторял на все лады слово «спутник», а мы на космодроме уже готовили к пуску второй — ПС-2. Последние проверки систем и агрегатов ракеты-носителя. Пять ее частей — четыре боковых блока и один