Лев и ягуар - Елена Горелик

И враг не заставил себя ждать. Десятого марта 1679 года передовые части повстанцев заняли позиции неподалеку от озера Тескоко…

— Ну и погодка, — бурчал Роберто, ежась от непривычного холода. — Как во Фландрии, черт ее подери.

Погода и впрямь выдалась совсем не типичная для сухого сезона в этих местах. Дождь. Промозглый холодный дождь, свойственный скорее северной Европе, чем центральной Мексике. Низкие серые тучи затянули небо от горизонта до горизонта, и из них на грешную землю сеялись мириады мелких капелек. Они скапливались на шлемах, стекали за вороты и в вырезы кирас, превращали длинные волосы индейцев в черные сосульки. Чистой воды безумие начинать генеральное сражение в такую погоду: порох хоть и удалось сохранить от влаги, прикрыв бочонки кожами, но как прикажете заряжать ружья после залпа? Загодя наверченных бумажных патронов не так уж и много. А орудийных полотняных картузов, захваченных в Ирапуато, вообще раз, два и обчелся… И Диего Суньига, и Роберто Гомес, и Аурелио Фуэнтес имели все основания опасаться за исход сражения. Но у роялистов дела сейчас обстоят ненамного лучше. Выучка — это хорошо. Повстанцы не имеют возможности наступать всем скопом — тоже хорошо. Плохо то, что порох у верных королевской власти войск отсыревает точно так же, и точно так же за воротники солдат стекают мерзкие холодные ручейки.

«И откуда этот дождь принесло? — думал Аурелио, прищурив глаза и разглядывая тучи. — Вон как местные-то дрожат, крестятся, Пресвятую Деву поминают. Видать, совсем непривычно им такое зрелище… Ох, неспроста это».

Почему-то припомнились подробности нападения на армейский обоз. Аурелио скабрезно ухмыльнулся: кроме добычи там обнаружились еще и маркитантки, и жена одного из офицеров. Быстро овдовевшую сеньору они с Роберто насиловали чуть не до полудня, после чего, уже повредившуюся в уме, отдали своим солдатам… Почему ему все время вспоминается это происшествие? Будто он до сих пор ни разу пленниц не насиловал. Может быть, потому, что сошедшая с ума испанка что-то кричала о Пресвятой Деве? Другие ведь тоже Ее поминали, грозились немилостью Божьей Матери. Почему сегодня вспоминается именно эта женщина?

Странно. Аурелио никогда в жизни не чувствовал ничего подобного. Будто и впрямь саму Мадонну оскорбил…

Диего Суньига и дон Антонио Себастьян де Толедо, как водится, обменялись условиями, на которых они готовы отказаться от сражения. Суньига потребовал вывести королевские войска из страны и признать независимость Мексики. Дон Антонио в свою очередь хотел, чтобы Диего и его сторонники отказались от непокорства, массово покаялись, выдали властям зачинщиков и вернулись к своим мирным занятиям. Естественно, на подобные уступки никто идти не собирался. Просто традиция такая: а вдруг у кого нервы сдадут, и он примет условия противника?.. Никто не смог припомнить ни единого случая, когда дело заканчивалось сдачей одной из сторон еще до сражения. Не для того, собственно, приходят на поле боя… Командующие вернулись в расположение своих войск. Значит, решено. Сейчас начнется.

Вожди и жрецы апачей воздели руки к небу, обращаясь к нему на своем языке. Впрочем, что взять с идолопоклонников?.. Католические капелланы пошли с поднятыми крестами вдоль рядов: повстанцы, забыв о язычниках, тут же преклонили колени, истово крестясь и молясь.

«Пресвятая Дева Гваделупская, защити нас своим покровом. Даруй победу в битве за святое дело…»

Краем глаза Аурелио видел, как такие же капелланы с такими же крестами пошли вдоль рядов коленопреклоненных роялистов. И на миг ему показалось, будто он слышит их молитвы…

«Пресвятая Дева Ремедиос, Утешение страждущих, отведи беду. Даруй победу в битве за святое дело…»

Небо сеялось странным холодным дождем, и на какой-то миг Аурелио показалось, будто не дождь это вовсе, а слезы Мадонны. Не Девы Гваделупской, и не Девы Ремедиос, а той единственной, Матери Божьей.

На чьей Она стороне?

По ком плачет небо?

8

Ох, и пришлось же здесь застрять! Но зато есть с чем возвращаться в Сен-Доменг.

Влад действительно подзадержался в Гаване. Приехал в декабре, возвращаться приходится аж в марте. Парни на «Бесстрашном» уже ворчать начали. Что такое бедная Гавана по сравнению с Сен-Доменгом? Многих, как и капитана, там ждали семьи. Но известие о скором возвращении домой ободрит какого угодно моряка — если, конечно, дома он не совершил никакого преступления и не боится виселицы. Конечно, по европейским меркам, половину его команды можно было смело назвать отпетыми висельниками, а половина другой половины имела за спиной приговоры, вынесенные правосудием родных стран. И все же на этих людей Влад мог положиться. Совершеннейших отморозков, которым все, кроме их шкуры, было по фиг, из Сен-Доменга выжили очень быстро. Остались те, кому одинаково не чужды были и пиратская вольница, и спокойная береговая жизнь. Люди хоть и лихие, но с повышенным, иногда даже болезненно гипертрофированным чувством справедливости. А Влад был справедливым капитаном и пользовался безграничным уважением команды.

Скоро в путь. Домой. В Сен-Доменг. А здесь… Что ж, зря Фуэнтес уперся. То есть какие-то послабления народу он просто вынужден был дать, в противном случае остался бы вовсе без народа. Пиратская республика нуждалась в работящих людях и с радостью приняла бы голодных кубинцев. Но когда речь заходила о постройке каких-то плавильных печей, Фуэнтес «упирался рогом», и за три месяца дело так и не сдвинулось с мертвой точки. «Сколько времени потеряно, блин, — думал Влад, прогуливаясь по бульвару Пасео-дель-Прадо. — Пока мы тут сопли жевали, шведы уже могли бы свои печи ставить. Заодно Фуэнтес пристроил бы к делу кучу безработных, а в качестве бонуса получил бы новые пушки. Как может военный человек не понимать таких элементарных вещей? Нет, уперся… Мол, разве можно отнимать землю у владетельных сеньоров для постройки каких-то дымных чудищ? А ведь вовсе неглупый человек. Просто ничего не видит дальше собственного кармана. Хотя его не проняло даже обещание выплачивать в кубинскую казну неплохой процент доходов от металлургии». Поговорив с Хуанито Пересом, правой рукой дона Иниго, Влад понял причину упертости кубинского «президента»: сеньоры восточных провинций, вздумай тот в приказном порядке отрезать куски от их владений, мигом организовали бы ему герилью. Благо дон Команданте за время своего правления умудрился достать всех без исключения. Даже свою жену.

При мысли о донье Долорес в душе Влада шевельнулась неподдельная жалость. Вчера в посольстве, пока дон Иниго о чем-то беседовал с Хуанито и Дуарте, они разговорились. И Влад вдруг обратил внимание на складочки в углах ее губ, на тонкую сеточку едва заметных морщинок у глаз, на несколько серебряных ниточек в черных волосах. А ведь донье Долорес всего двадцать пять. Моложе Галки на пять лет и куда красивее, а сейчас выглядит почти так же. Но «генерал Мэйна» работает по сорок восемь часов в сутки, да еще пытается воспитывать двоих детей и ученика. А эта женщина? Что могло оставить такие следы на ее лице?.. Влад кое-что слышал о жизни семейства Фуэнтесов. Дон Иниго, оказывается, не только изменял жене налево и направо. Возвращаясь от очередной любовницы, он не забывал устроить супруге сцену ревности — мол, ты на такого-то сеньора слишком внимательно сегодня смотрела. Он перестал с ней советоваться, ограничивал ее во всем, а в последнее время даже запретил жене покидать дом без его высочайшего соизволения. И постоянно грозил в случае непослушания отнять у нее право общаться с детьми. Словом, донья Долорес жила, как в тюрьме. Неудивительно, что она начала стареть раньше времени. На мгновение Влад представил невозможное: что на месте доньи Долорес вдруг оказалась Галка… И искренне посочувствовал дону Иниго. Мужская солидарность взяла верх над дружбой. Но длилось это всего мгновение, и Влад снова вернулся к прежним мыслям. О том, как пойдут развиваться события, если Хуанито Перес, пользовавшийся как раз доверием большинства губернаторов востока и центра Кубы, придет к власти.