Призрачный рай - Mila Moon
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Десять лет я вычеркивал тебя строчка за строчкой, но не так-то легко убить воспоминания, которые живут годами.
Десять лет я не интересовался где ты и что с тобой.
Почему ты снова появилась в моей жизни и разрушаешь размеренный ритм?
— Парень, ты слышишь меня? — отвлек недовольный бас таксиста. Я посмотрел на него исподлобья, отчего тот нахмурился, кашлянул и сказал: — Куда едем?
Я назвал адрес студии и порылся в карманах, но видимо колючка незаметно избавилась от сигарет. Тихо выругался, ударяя кулаком по сиденью, и словил настороженный взгляд водилы. Плевать, пусть думает, что я псих. Хотя сейчас я не отвечал за свои поступки и мог натворить что угодно.
Есть моменты, в которых мы живем бесконечно, и затем они навсегда поселяются и живут в нас. Такие моменты сложнее всего удалить из памяти: чем больше мы стараемся забыть, тем сильнее помним каждый миг и все хорошее, что было с ними связано. С годами боль постепенно уходит, притупляется, оставляя неприятное послевкусие. Но иногда случается рецидив, и ты оказываешься на грани отчаяния, вспоминая былое. И чтобы избавиться от мук, ты забываешься: в алкоголе, телах, наркотиках… В чем угодно, лишь бы снова не чувствовать то, от чего так долго и упорно отвыкал годами. Пусть это всего лишь ночь, но ненадолго ты залижешь раны, вколешь обезболивающее, они не будут беспокоить и болеть так сильно.
***
— Мы принимаем медикаменты, чтобы стать другими, и обнажаемся, чтобы оплатить счета. Скачиваемый контент тянет на тюремный срок, и травку в Голливуде можно купить свободно. Я живу в одном большом кошмаре. У уродливой правды лицо фотомодели. Делаете святых из пустых поп-звёзд, где же ваши мозги? (слова из песни Motionless In White «America») — орал я со всей мощи в микрофон, который отобрал у какого-то недопевца в караоке-баре, когда нас туда с Райтом занесло.
Конечно, я не Оззи Осборн, Курт Кубейн или Джеймс Хетфилд, но почувствовать себя гребанным Сином Эвансом в нетрезвом виде иногда можно. Мои голосовые данные оставляли желать лучшего, но посетителей бара все устраивало, когда они узнали во мне гитариста рок-группы «Потерянное поколение», в котором проснулся неожиданно новый талант — пение; достали телефоны и стали сливать мой ужасный вой в интернет.
Они все дружно подпевали, взмахивая руками с телефонами вверх:
— А-М-Е-Р-И-К-А!
— Пристанище свободных, больных и развратных! — подхватывал я, поставив ногу на усилитель и перекинув гитару за спину. Пот лился по лицу и струился по спине, но я ловил кайф, задыхаясь от бурливших внутри эмоций.
— А-М-Е-Р-И-К-А!
— Чё бл*ть уставились на меня? — орал я, выставляя факи и дико хохоча, как умалишенный.
Это было только начало веселой ночки и моих ночных похождений, которые на утро оказались в «Нью-Йорк Таймс» и другой «желтой» прессе, а фото с фанатками, подфартившим облапать меня, уже гуляли по интернету, собирая просмотры и комментарии.
Я знал, что мне влетит от Купера и Штейера, но сегодня было абсолютно плевать на всё и всех. Мне нужно скинуть негатив, переполнявший до краев и гнев. Поэтому я ушел в полный отрыв: сегодня я делаю что хочу, творю беспредел, выкидываю ненависть и ярость, а завтра отвечаю за поступки.
Сегодня я забываюсь, словно живу последний день.
Сегодня я не думаю о последствиях и развлекаюсь на полную катушку.
Я посылаю небеса и ее нахрен.
Молли (экстази) обнимает меня, и я пропадаю в ее ласковых объятиях, не думая ни о чем: моя голова пуста, разум чист, словно стеклышко — высшая мера наслаждения.
Мои демоны проснулись.
Свет в душе погас, вся тьма вырвалась наружу.
И всему виной она. Ее внезапное появление в городе.
Своих демонов надо подкармливать, либо они выходят из-под контроля, и наступает критический момент, как сегодня. Крах. Падение. Мои демоны сорвались с цепи. Они господствовали в голове и были полноправными хозяевами разума и тела. Я потерял власть, и отдался в их манящие лапы.
Декорации сменились: студия — караоке-баром, караоке-бар — клубом, а клуб — отелем.
В номере витали красивые, но грешные души. Я сидел на диване, облокотившись на спинку: в одной руке тлела сигарета, в другой — бутылка с «Джеком». Губы брюнетки порхали по члену, задевая небольшую штангу. Кажется, она получала больший кайф от процесса, нежели я, восхищаясь им и игрушкой. Девушка поднимала затуманенный возбужденный взгляд и продолжала увлеченно работать головой и руками. Ее умелый язычок скользил от основания к головке и обратно, игрался с пирсингом, а я отрешенно наблюдал из-под полуопущенных ресниц за манипуляциями, затягиваясь сигареткой и выпуская дым. На заднем плане орал Deathelectro, придавая обстановке эксцентрики и напоминая былые времена — Эдмонтон, когда я также отрывался на квартире с парнями в обществе групи.
— Во мне только прах, пепел страдания. Боль пронзила все живое и уничтожила мой разум. Я хочу убить время. Я хочу убить себя. Отпусти меня! Отпусти меня! Я хочу смерти.
Я подтащил ее за волосы к себе и впился губами в нежную вспотевшую кожу, чувствуя, как она резко опускается и начинает движения вверх-вниз, обхватывая влажными губами ухо. Ее громкий рваный стон не успокаивал, а наоборот пробуждал внутри зверя. Руки свободно гуляли по ее доступному красивому телу, а губы оставляли на бледной коже лиловые отметины, радуя глаз и возбуждая еще больше. На плечи опустились холодные пальчики, взгляд переплелся с голубыми глазами, и я выдохнул вместе с дымом:
— Как ты вовремя, милая.
Брюнетка номер два обогнула диван, покачивая бедрами и светя своей задницей с татуировкой в виде молнии. Взгляд лениво прошелся по ее кружевному белью, от которого она неторопливо избавлялась, пританцовывая. Ее губы, намазанные вишневой помадой, расплылись в игривой улыбки. Веки закрылись, голова откинулась, отдаваясь неземным ощущениям, которые смешались в крови. Я улетел и находился не в номере в компании двух близняшек… или это галлюцинации, мое полунаркотическое воображение. Неважно.
Все было, словно в замедленной съемке, когда я пришел в себя. Тело онемело, я его не чувствовал — это просто нереальное состояние. Я смотрел со стороны, будто посторонний наблюдатель, как они ласкают друг друга, их губы сливаются, тела двигаются в такт, и комнату заполняет голос Мэтью Беллами:
— Сердце тьмы, почему же ты выбрало меня для этих удовольствий? Я в огне. Гниет душа во мне. И я готов принять всё то, что ты мне дашь опять. (слова из песни «Black Black Heart» группы Muse).
И я был снова заложником их рук, которые обвивали