Метро 2033. Безымянка - Сергей Палий

Топ-топ-шлеп. Топ-топ-шлеп.

Я вгляделся в поблескивающие между шпалами кляксы воды. Лужи стали попадаться чаще. Это плохо. Ни болотников, ни химзы у нас нет — промочил ноги и лови простуду, распишись. А там и до смерти недалеко.

Когда показались огоньки заставы, Ева остановила нас и посигналила фонарем. Некоторое время мы ждали ответа, оглядываясь и шумно дыша. Наконец, возле блокпоста несколько раз мигнуло.

— Вперед, — скомандовала Ева.

Пробегая мимо двух оборванных караульных, сидящих за щитом из склепанных авиадеталей, она бросила на ходу:

— Волчата.

Мужики тут же всполошились, щелкнули затворами «калашей» и направили фонари в глубину туннеля — видно, не впервой было им сдерживать натиск малолетних бандитов. Дожидаться развязки мы не стали, побежали дальше.

Советская напоминала Спортивную — такие же колонны в два ряда, неширокая платформа, низкие своды. Правда, пол здесь был выложен бордовым мрамором, что придавало и без того мрачной станции гнетущих ноток.

Среди многочисленных диких, переполнявших Советскую, попадалось много радикальных поборников культа Космоса, облаченных в пугающие одежды из брезента, промасленных трубок и дюралевых пластин. В центре станции собрались кандидаты в отряд ждущих. Они совершали хитрый ритуал: по очереди ныряли сквозь турбину с выпотрошенными внутренностями, а на выходе сигали через костер, задирали головы к закопченному потолку и провозглашали: «Усовестись, безблагодатный! Хряпу грязную отринь! Охвостье чужое откинь!»

Ох-хо-хо, МС Арсений, где ты, родной?

Пути здесь были затоплены по кромку рельса, и, чтобы окончательно не начерпать воды, мы взобрались на перрон.

Местные оборвыши проводили нас голодными взглядами. Один попытался даже состроить из себя несчастного и привязался с нытьем и просьбами помочь «крохой грибной, водичкой наливной». Вакса развернулся, брезгливо оттолкнул нищеброда и гаркнул:

— Жуй навоз, конь наропольский!

Попрошайка моментально окрысился, выхватил заточку, и мне пришлось отдернуть пацана за шиворот безрукавки, чтобы он не попал под сверкнувшую сталь. Спиной к спине мы шли за Евой до самого конца платформы. Дикие гудели и смыкались за нами, словно рассеченная килем волна. Ото всех смердело, как от скота. Кажется, о гигиене здесь беспокоились мало. Впечатление усугубляли нечистоты, гниющие между шпалами на втором пути. Несколько человек валялись прямо в параше, кашляя и стеная.

Перенаселение и антисанитария цвели здесь во всей красе.

— Ты хочешь сделать привал? — натягивая дыхательную маску, поинтересовался я у Евы.

— Дальше, за кордоном, — пояснила она. — Там есть вполне цивилизованные боковые ходы с койками, куда за плату пускают переночевать. Но, боюсь, волчата нас ночью достанут.

— Э не, — тут же воспротивился Вакса. — Лучше давайте уйдем туда, где безопасно.

— Такие места кончились, — хмыкнула Ева, перешагивая через спящую прямо посреди прохода женщину. — Но можно добраться до Победы. Там тихо.

Я прислушался к ощущениям. Ноги гудели, все тело болело от ушибов и усталости, губы пересохли, в животе урчала и булькала грибная похлебка. Глаза резало от дыма и вредных испарений.

— Есть ли резон на марш-бросок до Победы? — спросил я. — Только честно.

Ева пожала плечами:

— Если поднапряжемся и пройдем этот перегон, Эрипио будет сложнее нас догнать. А по поверхности он ночью не пойдет. Решайте сами.

Мы с Ваксой переглянулись.

— Я «за», — хмуро сказал пацан. — Но там же у тебя есть нычка, да? Пожрать, прикинуться?

— Кое-что припасено, — кивнула Ева.

— Тогда пошли. А то не успеешь оглянуться — а эти шакалы тут как здесь.

— Тут как тут. — Я вздохнул. Пацан все-таки боится именно малолеток, а не Эрипио со всей наропольской шоблой. — Хорошо, давайте осилим перегон.

Под гиканье сброда диких мы нырнули в туннель и быстрым шагом пошли прочь от рассадника вшей и потенциального очага туберкулеза. Заставы с этой стороны Советской вообще не было: лишь сломанный стол валялся на полузатопленных рельсах да плавали вокруг несколько треснувших пластиковых стаканчиков.

По мере отдаления от станции уровень воды понижался. Сначала стало по щиколотку, а затем сплошное озеро и вовсе пропало — остались отдельные лужи. И тем не менее ноги мы замочили: в ботинках неприятно хлюпало, пальцы мерзли.

Я шел, поглядывая по сторонам, и прокручивал в голове стычку с прихлебателями Эрипио. Удолбанные грабители, мародеры — твари, хуже озверевших перед нерестом мэргов. И все же… Перед глазами то и дело появлялся на мгновение прояснившийся взгляд Хлебопашца, которому моим выстрелом разворотило бок. Кажется, за секунду до смерти в его никчемных мозгах все же что-то щелкнуло… А может, и ни чёрта там не щелкнуло. Не знаю. В любом случае, я убил его. Подонка, последнюю дрянь, беспринципного изверга, но… человеческое существо. И неважно, что это Ева приговорила Хлебопашца, хладнокровно всадив под лопатки пару пуль. Первым выстрелил я.

Переговорщик, блин.

По правую руку осталась ниша, где горела тусклая лампочка. Желтый свет вынудил прищуриться, по противоположной стене мелькнули уродливые тени.

Я поежился от сквозняка, дунувшего из бокового прохода. Представилось вдруг, что это я вместо сволочи Хлебопашца перестал существовать. Навсегда.

Ева светанула на меня фонариком. Нахмурилась:

— Ты бледный. Может, остановимся?

Я упрямо покачал головой. Мы выбрали трудный путь, и, чтобы пройти его до конца, нужно терпеть. К тому же мой странный пугающий спутник — голод, — кажется, снова остался доволен жертвой…

Вакса шел, сунув руки в карманы и глядя себе под ноги. Пацана явно что-то угнетало, но пытаться сейчас выпытать причину — равносильно фигурной резьбе лобзиком по бронированной плите. Эффект тоже будет нулевой. Ему нужно дать время, чтобы утрясти впечатления. Встреча с малолетней шпаной чем-то серьезно его задела.

Детям не положено рано взрослеть.

— Если повезет, сейчас увидим интересное явление, — сказала Ева, когда мы взошли на длинный, пологий подъем. — Только не вздумайте подходить близко.

Туннель здесь расширялся, ветвясь рельсами и пестря кучками железного мусора. А посередине темнело пятно, которое я сначала принял за пролом в полу. Но это оказалась глубокая вытянутая ложбина, наполненная то ли смолой, то ли креозотом.

И что-то в этой луже было не так.

Ева нагнулась, подняла ржавый «костыль» и по навесной траектории бросила его в черное месиво. Железяка исчезла под глянцевитой пленкой без единого звука, будто мгновенно перенеслась в другое измерение. Лужа словно бы слизнула ее. А в месте, куда она упала, образовалось мерцающее пятнышко.