Свадьба моего мужа - Татьяна Веденская

– Ты раньше это кому-нибудь рассказывала? Твой муж знает об этой истории?

– Так это же он и был. То есть он потом стал мне мужем. Когда я забеременела.

– Ну надо ж, как все завязалось! – поразилась я. Потому что если ее нынешний муж знал ее прежнюю, еще до того, как она стала менеджером по продаже сотовых телефонов, то он вполне мог попрекать ее до сих пор. Тем более получается, что и страх насилия подсознательно связан именно с ним.

– Ага, все небанально, – улыбнулась Жанна. – Ну, а что мы будем делать сегодня? Опять работать с образами?

– Не совсем, – загадочно подмигнула ей я. Дело в том, что на предыдущих сеансах мы в основном работали методами эмоционально-образной терапии с вкраплениями Гештальта, потому что эти методы как нельзя лучше подходят для работы с неосознанными барьерами. И, как видно из того, насколько откровенна стала Жанна, многое у нас получилось. Как минимум она перестала винить себя за то, что попала в руки мужа в таком ненормальном состоянии. И перестала чувствовать стыд за то, что он этим воспользовался. А значит, мы могли двигаться дальше. Мне не терпелось начать то, ради чего все это и затевалось. Добраться до ее творческого «я».

– А что?

– Сегодня мы будем рисовать.

– Рисовать? – удивилась Жанна. – И никаких образов, никаких дождиков?

– Мне кажется, что за восемь сеансов мы уже достаточно полили дождиком все твое прошлое. Пора браться за будущее.

– И что рисовать? – Жанна включилась в игру. Я же смотрела на нее и думала, есть ли у меня хоть один шанс, что все получится. Особенно если учесть, что я делаю такое впервые и не очень даже понимаю, чего от нее хочу.

– Нарисуй, какой бы ты хотела себя видеть в будущем. Именно как личность, а не как мать или жену, – пояснила я задание. Мне было важно снять у нее блок, из-за которого она считала своей главной деятельностью поэзию. Нужно было добиться, чтобы она увидела внутренним видением все многообразие вариантов.

– Вот. Вот так! – Она старательно вырисовывала детали, высовывая от напряжения язык.

– Отлично! – ободряюще улыбнулась я. – А теперь нарисуй себя такую, какая ты есть сейчас.

– Сейчас? – Она снова склонилась над листами. Мы разложили листы в разных углах комнаты и чертили невидимые пути от одного рисунка к другому. Мы ходили кругом, мы шли напрямую. Мы пробирались прыжками и заходили с обратной стороны.

– Что-то мешает? Что ты чувствуешь? – спросила я, когда вдруг увидела, что она снова начала дергаться и нервничать.

– Знаешь, мне почему-то вовсе не нравится этот рисунок, – Жанна кивнула на себя будущую.

– А чем ты себе не нравишься?

– Я там какая-то обычная. Я не хотела бы такой быть.

– Так давай нарисуй еще раз, какой бы ты хотела быть. – Я снова дала ей в руки листок и карандаш.

– Мне страшно.

– Страшно? Расскажи мне об этом! – попросила я.

– Как рассказать?

– Расскажи, как именно выглядит твой страх, на что он похож, как ты его чувствуешь. Или где в теле он сильнее всего.

– Сложно. – Жанна говорила все тише. Так и должно быть, когда человек начинает слово за словом вытягивать информацию из своего внутреннего «я». И смысл произносимого текста читается больше в интонациях, чем в словах. – Он очень большой. Через него очень трудно пробиться. Я не знаю вообще, возможно ли это.

– А где он – он в тебе, внутри?

– Нет. Он снаружи. Как будто я в нем сижу, как в западне. Но и выйти никак не могу.

– Спроси его: страх, зачем ты мне? – Я тоже снижала темп и громкость голоса, чтобы оставаться с клиенткой в одном информационном поле. Жанна опустила глаза и почти ничего не могла из себя выдавить. После долгой паузы она с трудом повторила мой вопрос.

– Страх… зачем… ты… мне…

– И что? Что-то он отвечает? – мягко толкала я ее вперед.

– Чтобы… чтобы защитить? – Жанна проговорила это с таким удивлением, словно была поражена громом среди ясного неба. К ее еще секунду назад бледным щекам прилила кровь. Она пришла в состояние активности. – Значит, это только чтобы меня защитить? Там, снаружи, опасно! Да, точно!

– Нет, – остановила ее я. – Снаружи уже давно неопасно. Просто страху еще неизвестно, что ты уже выросла и можешь с любой ситуацией справиться сама.

– Да? – затормозила Жанна.

– Точно-точно, – улыбнулась я. – Скажи ему: страх, я разрешаю тебе стать тем, кем ты хочешь быть.

– Страх, я разрешаю тебе…

– Стать тем, кем ты хочешь…

– Кем ты хочешь быть, – выдохнула она. Да, настоящая психотерапия – штука нелегкая. Иногда проще вагон картошки разгрузить, чем произнести две-три короткие и с виду бессмысленные фразы. Работа с собственными эмоциями – как же плохо мы это умеем.

– И что? Что-то изменилось?

– Да! Этот шар, он превратился в кувшин! Надо же! Кувшин, полный воды! – удивленно смотрела куда-то в глубь себя Жанна. Я вздохнула с облегчением. Да, как все интересно. По канонам современной психологии кувшин – символ женственности. И перед моими глазами произошла сублимация страха, который был не чем иным, как защитной реакцией ее внутреннего «я». Именно она – эта защитная реакция – и не дает ей раскрыть свой потенциал. По крайней мере, так всё это выглядело.

– Теперь прими этот кувшин в себя. Позволь ему и впредь оставаться прекрасным кувшином, а не каким-то серым комком.

– Хорошо! – удивительно мягко и женственно улыбнулась она. И закрыла глаза. Я не мешала. Ей надо было побыть в этом состоянии. Ей надо было побыть в нем несколько дней. Но определенно сегодня я подступила гораздо ближе к ней, чем за весь этот месяц.

– Теперь в понедельник? – Я уточнила время следующего сеанса. Жанна уехала, а я пошла кипятить чайник. Как интересно было бы подглядеть, что именно происходило у нее в голове, когда она видела свой страх. И вообще, сказал бы мне кто-нибудь, какие именно перемены могут произойти в ней с помощью этих сеансов. Ведь никогда нет гарантий, что будет позитивный результат. Как говорят врачи, отсутствие обострения – уже динамика. Я же, как безумный романтик, хотела чудесного исцеления.

В окне мой квартиры неожиданно блеснул солнечный луч. Да, по всему было заметно, что в город вовсю стучится весна. Подумаешь, холодно! Подумаешь, нечего есть! Эх, надо признать, что с Гришиными сумками мне жилось гораздо сытнее. Жаль, что он такой упертый. Может, позвонить ему? Позвонить!

– Абонент не отвечает или временно недоступен.

«Что-то я это слушаю уже месяц. Может, мне пора начинать беспокоиться?» – усмехнулась я. Беспокойство – это не мой конек. Меня хватает ровно на минуту, а потом я как-то невзначай отвлекаюсь на что-нибудь другое и забываю обо всем. Вот и сейчас, я отвлеклась на приготовление вегетарианской лазаньи из кабачка и спагетти. И выкинула из головы все, кроме прошедшего сеанса. Определенно можно сказать, что у Жанны конфликт желаемого и действительного. Это все потому, что в своих мечтах мы всегда остаемся гораздо лучше, чем можем стать в реальности. Кто она на самом деле – не очень способный поэт и продавец телефонов? Кем она может стать в своих мечтах?! Наверное, с ее точки зрения, минимум Анной Ахматовой. Как выдернуть Жанну из мира ее грез, в котором у нее нет конкурентов, критиков и завистников? Где она не может проиграть или оказаться нелепой и смешной. Как показать ей реальность, жизнь в которой будет совсем не так легка и приятна, как в мечтах? Как вообще помочь человеку сделать подобный выбор?