Время жить - Александр Лапин

А с Виленом? Как я злилась, как раздражалась по каждому поводу, если он пытался как-то устроить нашу жизнь. Как бушевала, когда он повез меня в восточную поездку. В Египет.

А когда снимала передачи об этих несчастных девчонках? Об этих плечевых. Как я презирала и ненавидела их! Как издевалась над ними в своих репортажах!

Мало того, что они были в грязи, так я еще топтала их.

И вот теперь пожинаю плоды всего того, что сама сделала. К чему толкала меня моя гордыня? И, чего уж там скрывать, моя стервозность. Говорят, мужики стервозных любят. Теперь-то я понимаю, что это вовсе не так. Они тешат с их помощью свое самолюбие. А о любви, той любви, о которой грезит каждая девушка и женщина, речь даже не идет. Кажется, я начинаю понимать, о чем говорила Степановна. Все по пословицам: “Что посеешь, то и пожнешь”. Или: “Посеешь ветер, пожнешь бурю”.

И как странно судьба распоряжается. Она отнимает именно то, чем ты больше всего дорожишь, чем больше всего гордишься.

Так и со мной.

Господи, а как я судила свою маму! Не так она жила. Неправильно! С какими-то приходящими мужчинами.

Теперь сама оказалась в том же самом положении. Ни семьи. Ни детей. А ведь я красавица! Была…»

* * *

За тот месяц, что Крылова провела сначала в больнице, а потом дома, она многое передумала. О себе. О судьбе.

* * *

Каждый год у них в деревне жители палили старую траву. После огня поле пару дней стояло черным-черным от пепла. Пока не проходил первый дождик. После него начиналось волшебство. То там, то здесь из пепла пробивались зеленые травинки. Проходила неделя, и было поле не узнать. Зеленым, ворсистым ковром поднималась суданка. И только редкая, обугленная стерня напоминала о бушевавшем тут огне.

Людка чувствовала, как ее душа, похожая на это выжженное поле, стала оживать, наливаться чем-то новым, светлым. Она понимала – это работает сила жизни. Жизни, которая дает надежду.

«Первым пришел сутяга!» – подумал Амантай Туре-кулович, привычно начиная ежемесячный прием граждан. И так же привычно классифицируя их на типы просителей.

Сейчас он только глянул на желчного мужичка славянской внешности, на то, как он доставал из потрепанного рыжего дипломата пухлую папку с отписками, и сразу дал ему характеристику.

– Слушаю вас! – сказал он этому мужичку.

А его ассистент по приемной, юрист высшего класса Серикболсын Рыскалиев добавил:

– Только вы представьтесь, пожалуйста.

– Михаил Юрьевич Козлов! – со значением произнес проситель и протянул свое голубое удостоверение личности с символами республики Казахстан. – Я вот, собственно, по какому делу. Управляющая компания нашего дома выставила мне счет за тепло. И по этому счету выходит, что они мне должны на десять тенге больше, чем на самом деле…

Прошло то время, когда он удивлялся таким посетителям. Сколько их побывало в его кабинете за годы карьеры. Во всяком случае, за тот год, когда он стал главой крупнейшей в республике Алма-атинской области. Да, немало. И научился он многому.

В этой же должности он обрел и самое главное, как он теперь склонен считать, качество, необходимое руководителю такого масштаба. У него появилась привычка распоряжаться казенным, общественным добром, как своим собственным. Наконец-то стерлась та мешавшая ему расти над собою грань, которая заставляла его еще с советских времен «не путать своих овец с государственными».

Но он не злоупотреблял. Не только своим раздавал землю, квартиры, должности, премии. Уважал и культуру. Писатели, поэты, артисты – одним словом, интеллигенция – души не чаяли в новом акиме-губернаторе.

Слава о его щедрости, доступности и демократичности расходилась по всей степи. И уже поговаривали о том, что растет в бывшей столице преемник великого первого президента и отца нации.

Говорили о нем все. Кто с завистью, кто с восхищением. Но он старался не замечать ни того ни другого. И продолжал, как сегодня, лично принимать граждан. Даже с вот такими микроскопическими проблемами.

Сейчас великий человек молча смотрел на этого желчного мужичка и прикидывал в уме, что ему ответить. Видимо, тем же самым были озабочены и женщина-секретарь, что вела записи приема, и его бессменный личный юрист. Дело в том, что сумма, о которой хлопотал Козлов, составляла не более тридцати рублей в переводе на российские деньги. И один доллар – на американские.

Более того, в управляющей компании согласились с ним и предложили зачесть эти тенге в следующей платежке. Но куда там… Он уже обежал с этой бумагой и милицию, и прокуратуру. Ходил к местным депутатам. А теперь вот приперся на прием сюда. И очередь, судя по всему, занял с самого раннего утра.

Так что пока юрист-помощник препирался, не зная, куда деть сутягу, Амантай Турекулович продолжал размышлять: «И что заставляет человека этим заниматься? Какой такой изъян в душе гонит его по бесчисленным кабинетам, отрывая людей от дел, заставляя выслушивать эту белиберду. Ну конечно, – догадался он наконец. – Дело не в этих жалких десяти тенге. Скорее всего, он чувствует себя важным и значительным, как писал в своих книгах Дейл Карнеги. Может быть, даже борцом за справедливость, за высокие идеалы.

При этом в кабинетах начальников он ощущает себя причастным к власти, к таинственному, важному делу управления…

Представляю, как он сегодня придет домой и скажет жене, что был на приеме у самого акима области, Амантая Турекуловича. Который сказал…»

Тут он окончательно понял, что надо сделать, дабы избавиться от сутяги. Турекулов сказал именно то, чего от него ждал этот желчный, морщинистый человечек со стопкою бумаг в руках.

Слегка выпрямившись в кожаном кресле, чтобы выглядеть еще более внушительно, он произнес:

– Уважаемый Михаил Юрьевич! Мы обязательно разберемся в вашем, несомненно, очень важном деле. Более того, ваш сигнал мы используем для того, чтобы провести комплексную проверку деятельности рассчетно-кассового центра и понять, каким образом там возникают безобразия. Откуда появилось лишнее начисление в десять тенге. Может быть, с этого и начинаются злоупотребления, которые потом приходится расследовать годами и заканчивать уголовными делами. Спасибо вам за то, что вы обратили наше внимание на этот, я бы сказал, важнейший вопрос в деятельности городских властей…

Когда осчастливленный сутяга удалился, на ходу собрав свои бумаги и разложив их по папочкам, восхищенный помощник Амантая преданно посмотрел на шефа:

– А я, Амантай Турекулович, сидел и думал, как же нам его выставить. Ведь он тут сидел бы не меньше получаса. И все мозги бы высушил перед уходом.

Амантай молча дернул щекой. Мол, давай следующего.

Следующей была женщина в потертой, очень потертой шубе. Тоже русская.

У нее дрожали руки. И перебирала она ими какие-то листки бумаги.