Пойдем ловить чудовище! - Ася Плошкина

– А вот это вас не касается! – огрызнулся Петрик. Мальчику стало не по себе – он впервые разговаривал так со взрослыми. Но других слов Лео Хвастовский не заслуживал. – Вас никто сюда не звал и мучить наших чудовищ мы вам не позволим!

Охотник расхохотался:

– Вы? Не позволите мне? Неужели будете драться?

– Будем, если потребуется! – Петрик сжал кулаки.

– Я не дерусь с малышней, – Лео Хвастовский смерил его насмешливым взглядом.

– Никакая мы вам не малышня!

– Это все, конечно, очень мило, – скучающим тоном произнес охотник. – Но я не собираюсь тратить время на ваши глупости. И вам советую отправляться домой, пока вас не сожрали заживо. Кажется, вы, детишки, заигрались – и забыли, что у вас под боком поселилась не милая зверушка, а свирепый монстр.

– Но чудовище – оно ведь живое! – воскликнула Лёля. – И наверняка совсем не злое. Просто немного невоспитанное, но это поправимо. Нельзя быть таким жестоким!

– Какая очаровательная наивность! – сказал охотник, растягивая слова. – Жаль, я не могу поболтать с вами еще немного. Дела, знаете ли.

Он повернулся и уверенно зашагал прочь по темному туннелю.

– Пожалуйста! – в отчаянии крикнула ему вслед Лёля. – Не причиняйте ему вреда.

Лео Хвастовский неожиданно замер. Он не повернулся к детям и не произнес ни слова. Лёля и Петрик не видели его лица, но на мгновение им показалось, что он вот-вот откажется от своей жестокой идеи.

– Ничем не могу помочь, – отрезал охотник и вошел в пещеру.

Лёля и Петрик, не сговариваясь, бросились за ним. Сердце у обоих быстро-быстро стучало – ведь оказалось, что есть кое-кто пострашнее чудовища.

В лунном сиянии можно разглядеть то, что не было заметно при свете дня. Храбрец оборачивается трусом, а растрепанный проказник – настоящим героем. И даже чудовище покажет свой истинный облик, когда рядом окажется рыжеволосая колдунья с лоскутным одеялом в руках.

Мягкий лунный свет заливал пещеру через круглую дыру в своде. Было очень тихо, и, если бы не рыбные кости, лежащие то тут, то там, можно было сказать, что покой этого странного места давно никто не нарушал.

Охотник хищно огляделся и втянул носом воздух, словно мог найти чудовище по запаху. Он шагнул вперед, всматриваясь в темноту, притаившуюся в глубине пещеры. Под его ногами тихо хрустнули тонкие косточки. Лёля и Петрик стояли позади него, бледные и дрожащие, отчаянно пытаясь придумать, что же им делать.

– Эхееей! – насмешливо крикнул охотник, но откликнулось только эхо. – Чудовище! Где же ты?

Не дождавшись ответа, он сделал еще несколько шагов и снял с плеча ружье.

– Неужели ты боишься? Такой неожиданный поворот, кто бы мог подумать – гроза Зеркальной бухты боится высунуть нос из пещеры.

Ответом снова была тишина, и Лео Хвастовский презрительно засмеялся.

– Ну-ну, не надо стесняться. Покажи мне, какой ты из себя, монстр!

И тут в синеватой мгле произошло какое-то движение, и за ним последовало тихое утробное рычание. По лицу охотника пробежала судорога, он поднял ружье, взвел курок и прицелился в темноту. Лёля и Петрик рванулись вперед, но вдруг замерли, не в силах ни вздохнуть, ни пошевелиться.

В недрах лунной пещеры затрепетала, заклубилась плотная, почти осязаемая темнота. Она росла и ширилась, заполняя собой пещеру, и вот эта дымчато-синяя тьма отделилась от стен пещеры и медленно двинулась к чужакам. Похожее на огромную тучу чудовище громко зарычало, и во мраке вспыхнули огромные золотистые глаза с вертикальными зрачками. Откуда-то из темноты вырвался горячий туман, царапнули по каменному полу острые когти. Чудовище словно соткалось из ночной тьмы и, крадучись, надвигалось на незваных гостей.

Лео Хвастовский побледнел, задрожал и попятился назад. Лёля и Петрик с изумлением и ужасом наблюдали, как на его лице появилась жалкая гримаса, как он трясущимися руками пытался удержать ружье, и как оно с грохотом ударилось об пол. Прозвучал оглушительный выстрел. Пуля попала в стену, подняв облако мелкой каменной крошки.

Чудовище закатило глаза, широко раскрыло зубастую пасть с ярко-розовым языком и издало устрашающий рык. Всколыхнулся воздух, стены пещеры заходили ходуном. Лео Хвастовский, раскрыв рот в немом крике, отступил еще на несколько шагов. На его пути очень некстати подвернулся камень, охотник оступился, взмахнул руками и рухнул на землю.

– Не трогай меня, не трогай, пожалуйста, не надо… – чуть не плача, запричитал он.

Дрожа и стуча зубами как от свирепого мороза, Лео Хвастовский, всемирно известный охотник на чудовищ, встал на колени и, жалобно поскуливая, пополз обратно к туннелю. Там он кое-как поднялся на ноги и, не оборачиваясь, помчался прочь.

* * *

Лёля и Петрик остались наедине с чудовищем. Вокруг него расползался туман, оно приближалось медленно и неотвратимо, накатывая, словно морская волна. Друзья ничего не могли поделать – мысли в голове метались в полном беспорядке, страх намертво приковал их к полу.

«Вот и все», – обреченно подумал каждый из них. Лёля с тоской вспомнила запах маминых булочек, плеск воды за бортом папиной лодки и вид, открывающийся с галереи маяка. Петрик тоже думал о родителях. А еще о чистой и светлой бакалейной лавке, где он помогал отцу. И о том, как свистит в ушах ветер, когда несешься на велосипеде вдоль побережья. Мальчик сделал шаг вперед и обнял Лёлю, заслонив ее от чудовища. Друзья крепко зажмурились, ожидая, что их вот-вот поглотит надвигающаяся тьма.

Но ничего не произошло. Проходило мгновение за мгновением, у Лёли и Петрика стучало в ушах и колотилось сердце. И вдруг – р-раз – даже с закрытыми глазами им стало совершенно понятно, что в пещере что-то поменялось.

Заструился легкий ветерок, и даже как будто стало светлее. Чудовище замерло в нескольких шагах от перепуганных Лёли и Петрика.

Вне всяких сомнений, в пещере был кто-то еще.

Друзья осторожно открыли глаза и медленно повернулись. За их спиной, в струящемся с потолка лунном свете, стояла Лёлина мама. Она будто преобразилась: вокруг бледного лица полыхали огненно-рыжие волосы, зеленые глаза искрились каким-то незнакомым светом, и вся она была словно морской шторм – стремительная и неукротимая. В руках она сжимала сложенное вчетверо бесконечное одеяло. То самое, которое она вязала долгими вечерами, полными золотистого тепла, мятного чая и добрых сказок.