Кесаревна Отрада между славой и смертью. Книга 1 - Андрей Лазарчук

От моста влево, в сторону от развалин, шла пробитая в кустарнике колея. Там светились несколько огней – лиловых, или синеватых, или вообще непонятно каких: трудно подобрать в языке людей определение нелюдского света.

Это оказался постоялый двор, предназначенный вообще непонятно для кого: здесь был такой очевидный тупик, такой дальний угол, что содержание постоялого двора никак не могло оправдаться – но вот оправдывалось, видимо…

Ох, подумала Саня, это уже не парность, это тройственность какая-то… точно так же они въезжали в профилакторий (давным-давно, в тумане), и в трактир в городке Лиль… и ей пришло в голову, что вообще ничто не изменилось, что вообще нет и не бывает никаких вторых и третьих разов, а происходит одно и то же событие, просто она видит его с разных точек. Интересно, понимает ли это Алексей?..

Алексей это понимал. Их крутило в воронке, заканчивался третий оборот, и совершенно неясно, где дно и чем вообще всё кончится. Никто не знал Кузню досконально… и Алексей подозревал, что и сам Велес не знал её.

А если знал, то держал знания при себе.

Из водоворота же следует выбираться так: набрать в грудь воздуха и нырнуть поглубже… и куда-нибудь выбросит. Выбросит-выбросит, грех сомневаться.

Забор постоялого двора был глинобитный, а сам дом представлял собой совершенно фантастические сооружение из каменных брусьев и сложнейшего деревянного каркаса, предназначенного словно бы для того, чтобы накидывать сверху то ли маскировочную сеть, то ли шатер.

Изнутри огромный дом казался совсем маленьким. Всего лишь два массивных стола с лавками стояли в комнате, а за буфетной стойкой пространства хватало лишь на то, чтобы повернуться. Низенькая приоткрытая дверь из того пространства вела, кажется, вниз. Вдоль комнаты над входной дверью проходила галерея – так низко, что при входе Алексей приложился теменем к балке.

– Эй, хозяева! – позвал он.

Не сразу в ответ зашаркали шаги, заскрипели ступени, и из дверцы показалась высокая костистая старуха. Алексей вздрогнул: так похожа она была на ту, встреченную на тропе…

– С прибытием, гости, – сказала старуха спокойно.

– Здравствуйте, тётушка, – поклонился Алексей. – Переночевать и поужинать. То есть сначала поужинать…

– И ослики, – сказала Саня.

– Осликам проще всего, – сказала старуха. – Есть и отруби, и сено. Ужин… холодное мясо, хлеб, пиво. Ночлег… что-нибудь придумаю.

На светящуюся плошку, над которой Саня провела рукой – и полился чистый тёплый свет, – старуха посмотрела равнодушно. Кинула взгляд и тут же забыла.

– Неужели заняты все комнаты? – чуть притворно удивился Алексей. – Мне показалось…

– Комнаты свободны, – сказала старуха. – Просто много лет здесь не останавливается никто.

Робко, бочком, вошла Милена с детьми. Встала так, чтобы занимать поменьше места.

– Ваша рабыня? – кивнула на неё старуха. – Может спать на галерее. Смешно – у меня осталось немного кислого молока. Как раз поесть этим детям.

– Сколько с нас? – спросил Алексей.

– Шесть с половиной. Заплатите утром. Сразу за всё. Сейчас принесу еду. Подождите.

Она медленно спустилась вниз. Алексею вдруг показалось, что там, внизу, зашептались. Он попытался прислушаться, но вдруг хором завопили до того молчавшие дети. Испуганная Милена забилась в угол, суетясь, расстегнула стёганую фуфайку, стёганый же халат, стала прикладывать детей к груди; дети грудь не брали, им нужно было что-то другое…

Наконец они всё-таки замолчали и зачмокали, но до того слаженно и громко, что Алексей не стал обострять слух. Уже потом он подумал, что зря остерёгся, но тут как раз старуха возникла вновь, ловко неся большой деревянный поднос с глиняными мисками и большим стеклянным кувшином, полным тёмного пива с толстым пластом пены под горлышком.

Милена подошла к столу не сразу. На неё пришлось посмотреть, нахмурясь.

Разварное мясо было обёрнуто какими-то большими пряными листьями, не похожими на капустные, и обвязано толстыми белыми нитками. Лепёшки, поданные к нему, были очень тонкие, местами почти прозрачные. Это было вкусно – а вот пиво немного перестояло, выдохлось. И всё же Алексей выпил две полные кружки.

– Тётушка, – обратился он к старухе, – а почему, собственно, у вас так редки постояльцы? Пообедать люди заходят, а спят где-то в других местах?

– Люди глупы, – сказала старуха. – И легковерны.

Она повернулась и направилась к лестнице, ведущей на галерею.

– А как вы управляетесь с хозяйством в одиночку? – спросил Алексей вдогонку.

Старуха оглянулась на него, поджала губы, но ничего не ответила.

Среди ночи Алексей неслышно поднялся, медленно, по миллиметру, открыл дверь и стал слушать. Приглушённые звуки наполняли этот дом, бродили по нему – непонятные, но вроде бы безопасные.

Алексей с годами уверился: число опасностей в мире велико, но всё же ограничено.

Сначала он выделил и забыл звуки обычные: сонное посапывание Сани, тихое – тишайшее, настороже – дыхание Милены, возню двойни… Потом он стал искать старуху. Долго не было ничего, зато под полом будто бы волокли по неровному что-то мягкое и тяжёлое. Проволокли раз, другой, третий… Бульканье. Подземный тяжёлый вздох.

Как на болоте…

Бывают ли подземные болота? Дурацкий вопрос. А пещеры сто на четыреста километров – бывают? Не отвлекайся…

Хихиканье – шёпотом – под столами. Мелкие шажки. Мышка пробежала…

Шорох быстрых крыльев. Вот, перед лицом… Чему не верить: глазам или ушам?

Потрескивание снаружи. За прочными каменными стенами. Кто-то медленно карабкается по деревянному каркасу. Тяжёлый и ловкий. Как плакач…

Что делать плакачу на самом дне Кузни?

А теперь – будто высыпали из мешка ворох смятых бумажек…

Алексей посмотрел на потолок. Толстенные балки, на которые уложены сланцевые плиты. Неплохо подогнанные, стыки забиты мхом. Из мха нитями свисают травинки, длинные и анемичные… и эти травинки подрагивают. Будто сверху кто-то ходит, но ходит абсолютно неслышно.

Так не бывает.

А вот и настоящие шаги. Снизу, по лестнице… двадцать ступенек, двадцать пять… двадцать семь. Скрипнула дверца.

Не старуха. Кто-то другой.

Алексей вынул из-за пояса пистолет.

Шаги человека, привыкшего ходить по камням. Обувь мягкая, стопа обхватывает камень…

А вот и старуха. Откуда она взялась? Неужели сидела так долго и так неслышно? Не может того быть…

Однако же – факт налицо.

Внизу заговорили, и Алексей обомлел. Говорила старуха и говорил мальчик, у которого ломался голос. Разговор шёл на гарди – древнем языке имперских магов-огнепоклонников. И если для магов это был язык молитв и заклинаний, то здесь, похоже, происходил скучный обмен мелкими раздражёнными ругательствами…