Доктор Данилов в госпитале МВД - Андрей Шляхов

— Вот! — пятая история легла поверх остальных. — Давно такого поганого дежурства не было. Причем это уже второй день, Гале тоже досталось, плакалась вчера мне в жилетку.

Данилов не мог поверить, чтобы у кого-то из знакомых Чернова возникло желание поплакаться ему в жилетку. Подобное занятие предполагает ответную реакцию в виде утешения, а от Чернова дождешься утешения, как же! Не поглумится — и то хорошо. Скорее всего, Половникова, по своему обыкновению, просто ныла, жалуясь на судьбу-злодейку и свое хроническое невезение.

— …так меня задергали, что прилег я ночью отдохнуть, а сердце «да-дах!», «да-дах!», виски ломит… не иначе как давление поднялось. Мерить я его не стал, влом уже было, полежал минут двадцать и снова пошел Кострова успокаивать. Эх, сейчас приду домой, стакан приму, салом с чесноком закушу — и спа-а-а-ать! Провались все пропадом — сутки через сутки выходить и попадать на такую «карусель». Тут еще Любаня как с цепи сорвалась — вчера то к сестрам докапывалась, то к Серафиме, причем по пустякам, лишь бы повод найти. Никогда ее такой бешеной не видел.

Сначала Данилов подумал, что Чернов сильно сгустил краски. Бывает так, что после тяжелого хлопотного дежурства кажется, будто все силы зла ополчились против тебя. Все не так — и пациенты достают, и коллеги гады и сволочи, а уж начальники — так те вообще уроды. Отоспишься дома, встанешь в прекрасном расположении духа и не вспомнишь о недавнем миноре, словно и не было его вовсе. Однако ближе к полудню Данилов понял, что в отделении и впрямь что-то не так.

Все, включая и неизменно сдержанного Романа Константиновича, раздражались по всяким пустякам. Сам Данилов едва не сорвался во время телефонного разговора с лабораторией, где не могли найти анализы одного из пациентов. Захотелось наорать на лаборантку и обозвать ее «тупой коровой», ввиду чего пришлось срочно закончить разговор.

Пациенты тоже бесчинствовали по полной программе. Если им не на что было пожаловаться, начинались претензии. «Свирепствовали» двое находящихся в сознании — майор-розыскник Костров и «полковничиха» Ржеутская. Третий, «сознательный», пациент, семидесятилетний отставной полковник по фамилии Скрягин, лежал спокойно, не доставляя хлопот персоналу. Он уже вышел из своей гипогликемической комы и теперь лежал и «стабилизировался», как выражался Роман Константинович.

— Я не хочу лежать нагишом, позвоните жене и скажите, пусть принесет мне белье и пижаму!

— Почему у вас так плохо пахнет? Что, проветрить нельзя? Безобразие!

— Я не могу делать дела в судно — мне больно на нем лежать! Отвезите меня в туалет, или я буду какать на пол!

— Почему вы все время бегаете туда-сюда? Дайте же поспать!

— Когда меня, наконец, переведут в отделение из этого вашего бедлама?

И так далее, до бесконечности…

Данилов терпеливо объяснял, что в реанимации положено лежать без одежды, максимум — в одной рубашке, поскольку одежда затрудняет и, что важнее, — замедляет проведение срочных манипуляций, а также закрывает доступ к катетерам. Объяснял, что плохо пахнет, потому что соседу-«аппаратчику» (то есть находящемуся на искусственной вентиляции легких) меняли памперс. Объяснял (это взрослым людям-то!), что справлять нужду на пол в реанимации нельзя, проще надеть памперс, если уж судно, не имеющее ни одного острого угла, доставляет такие неприятности. Объяснял, что все бегают туда-сюда не из вредности и не из спортивного интереса, а по рабочей необходимости… Роман Константинович посмотрел на все это и разрешил перевести Кострова и Ржеутскую в отделения (одного — в неврологию, другую — в эндокринологию) сегодня, хотя еще с утра планировал задержать их у себя до завтрашнего дня.

— Если они такие активные, то, значит, все у них хорошо, — сказал он, подписывая переводные эпикризы. — Правильно учили старые реаниматологи: «Как только больной пришел в сознание, его надо сразу переводить, чтобы не доставал!» С глаз долой — из сердца вон!

— Роман Константинович, пока вы здесь, можно мне на пять минут отлучиться из отделения? — спросил Данилов.

— Можно! — разрешил начальник, подумав, что Данилов хочет пробежаться до первого этажа хирургического корпуса, где стояли торговые киоски, и купить себе воды с крекерами или газету. — Хоть на десять.

Данилов вышел из отделения, прошелся до лифтов, спустился этажом ниже, прошелся по коридору, осмотрелся, принюхался, затем поднялся на два этажа выше, походил там и вернулся к себе в реанимацию. Рассуждал он так: что-то необычное в отделении явно происходит, ведь просто так, ни с того ни с сего, без всяких явных причин, атмосфера не может быть накаленной уже третьи сутки. У группового «помешательства» непременно должна быть какая-то причина, ведь с ума люди обычно сходят поодиночке. А если в госпитале идет ремонт, то в первую очередь можно заподозрить отравление парами какой-нибудь суперядовитой краски или не менее ядовитого клея. Что еще могло случиться?

Но ни этажом ниже, ни этажом выше никакого ремонта не производилось, здесь вроде как все уже было отремонтировано, включая и те помещения, куда должно было переехать первое реанимационное отделение. Оставалось оснастить будущее отделение всем необходимым, от стульев до мониторов. Роман Константинович как-то обронил, что в новом отделении все будет новым, а старые мониторы и аппараты планируется отправить в загородный филиал, в котором строили дополнительный корпус.

«Наверное, какой-нибудь атмосферный магнетизм», — решил Данилов и со своего смартфона залез в Интернет, чтобы посмотреть свежие новости. Можно было сделать это с компьютера, стоявшего в ординаторской, но за ним сидел Роман Константинович, вчера проливший кофе на клавиатуру своего компьютера и не успевший вечером купить новую. Просить новую клавиатуру у местного завхоза Заневского, официально называвшегося заместителем начальника госпиталя по материально-техническому обеспечению, было бесполезно — не даст, раз срок эксплуатации еще не вышел. Компьютерные клавиатуры и мыши полагалось эксплуатировать в течение трех лет, то есть получить новый казенный девайс можно было не чаще, чем раз в три года, а за свои кровные так хоть каждый день меняй.

— Пульмонология отличилась, — сказал Роман Константинович, не отрывая взора от экрана. — Устроили пациенту пневмоторакс[18]во время плевральной пункции, а пациент оказался не из простых. Будет теперь Иваньковичу на орехи, таких орехов каленых всыплет ему Станислав Маркович, что хорошо, если на своем месте усидит. Маркович лютует, и я его понимаю — обломок катетера в реанимации, пневмоторакс в пульмонологии, а за месяц до вашего прихода в четвертой терапии процедурная медсестра генеральскому сыну постинъекционный абсцесс обеспечила, да так неудачно, что чуть генерализированным сепсисом дело не закончилось. Многовато ЧП для полугода, так мы рискуем Новый год встречать с новым начальником.

— Какая разница, — махнул рукой Данилов и поправился: — Это я со своей колокольни, вам, как начальнику отделения, конечно, есть разница.